В понедельник утром связываю два крепких бамбука, между которыми втыкаю длинный и тонкий мангр. Вот и готова мачта! Зажатый между двумя брусьями мангр закреплен тремя тросами — одним спереди и двумя с боков. Самая тяжелая работа на плоту приходится на половинный прилив. Работаю по грудь в воде, к большому беспокойству Жозе, увидевшей накануне серп плавника акулы, сновавшей около пляжа. Но я не могу поднять плот, когда он лежит на песке при отливе, и мне приходится нырять под него, дыша через пластмассовую трубку. Пытаюсь установить руль и шверты, которые позволили бы на ходу как-то управлять плотом при ветре, дующем сбоку. Скажу заранее, что из этого ничего не вышло в основном потому, что у нас никогда не было достаточно ветра.
В это время самым подходящим из двух суточных отливов был ночной. Итак, работы, которые нужно сделать, когда плот стоит неподвижно на мели, выполняются после захода солнца. На чистом небе сияет полная луна, заливая своим серебристо-голубым светом чарующий пейзаж. Тени словно выписаны тонкой кистью. Освобождаю фор-стенги-стаксель от его функций резервуара для дождевой воды (что еще больше обязывает нас ускорить отправление) и оснащаю им длинную рею, закрепленную галсовым узлом на том, что мы называем «форштевнем» нашего нелепого судна. Этот парус наполнялся ветром на мачтах «Альтинака», «Йеманжи», «Амоэны» и «Синга Бетины», но час выхода в отставку для него еще не пробил! Свое превращение в латинский парус он воспринял как полную неожиданность.
Плот
Решили сняться с якоря во вторник, но остается еще куча дел. В первую очередь надо запаковать все, что мы хотим увезти, а затем привести в порядок оставляемое имущество. Возвращаться сюда мы не собираемся, но это не оправдание для беспорядка. Предлагаю поторопиться, чтобы выйти с приливом пополудни, но Жозе благоразумно возражает:
— Тогда у нас останется всего два-три светлых часа и мы не сможем пройти стрелку Мыса разочарований к наступлению темноты, то есть попросту мы потеряем время. Подготовимся спокойно и отправимся в путь завтра с рассветом!
Охотно соглашаюсь: дело в том, что в глубине души у меня нет твердой решимости доверить нашу судьбу этой нелепой посудине. Я слишком хорошо понимаю, какие опасности нас подстерегают. Провести еще одну спокойную ночь в постели очень заманчиво. Весь день сортируем и упаковываем вещи, занимаемся уборкой лагеря. Нет, мы, как примерные бойскауты, не оставим после себя ни одной грязной бумажки, ни одной пустой банки от консервов. Даже пустые раковины от моллюсков каждый день забрасывались нами далеко в кусты.
Сегодня ровно два месяца, как мы живем на острове, и у нас есть чем отметить эту дату. Я нашел на самом отдаленном рифе гигантских устриц (при полном сизигийном приливе море во время отлива гораздо дальше отошло от суши, чем обычно). Малозаметные раковины казались просто выпуклостями среди многих других и были буквально спаяны с камнем. С помощью ножа мне удается оторвать несколько устриц, но, к моему великому огорчению, нож сломался. Устрицы так тяжелы, что я с трудом дотащил полдюжины в лагерь. Каждый экземпляр величиной с глубокую тарелку, а створки раковины толстые, как нарост на скалах. Свежие устрицы отменны на вкус. Если эта пища и не слишком калорийна, она доставляет наслаждение. Решили заняться сбором устриц. Надо все-таки хорошо поесть, до того как умереть с голоду в ближайшие дни. Второй отлив наступит к полуночи. Надо им воспользоваться. Когда мы выходим из лагеря, над лесом поднимается луна. Мы еще ни разу не были ночью у Мыса разочарований. Перед нами зачарованная страна, еще пустая сцена, на которой должна разыграться феерическая пантомима. Вокруг все невообразимо прекрасно, но как будто чуждо нам. Серебро и синь! Пляж расстилается до леса на заднем плане. На песке отчетливо вырисовываются отполированные до блеска скелеты выброшенных морем деревьев. Огромные, как орлы, летучие мыши носятся над ними на бреющем полете. В лесу кипит напряженная жизнь. Оттуда доносится пронзительный визг маленьких лисиц, хриплый лай диких собак. А может быть, все это голоса ночных птиц? Извиваясь на песке, пересекает наш путь змея. Жозе несет фонарь со свечой, я захватил корзинку с молотком и отверткой, чтобы вскрывать устриц, большую китайскую салатницу и бутылочку уксуса. За неимением тачки для перевозки громадных моллюсков мы подготовились, чтобы съесть их на месте. Теперь устриц труднее обнаружить, хотя то место, где раковины прикреплены к скале, светится, как беловатое гало. При резком свете луны и желтом мерцающем пламени фонаря мы производим разведку, шлепая по илистым лужам с внешней пенящейся стороны барьерного рифа. Это занимает у нас около двух часов. Техника сбора весьма изощренная: Жозе присаживается на корточки с фонарем и вводит отвертку в шарнир раковины, а я бью по ней молотком, пока она не откроется, и выскребываю огромные, как бифштексы, куски мякоти в салатницу. Мы отступаем только перед приливом и собираемся устроить романтический пикник на пляже, для чего и были захвачены бутылочка с уксусом и столовые приборы. Но какая уж тут романтика, если с пляжа поднимаются тучи песчаных мошек, готовых нас сожрать! Ретируемся в лагерь, где в 2 часа ночи садимся за ужин, который дорого бы обошелся в любом европейском ресторане: пять дюжин огромных вкуснейших устриц. Приканчивая последние, мы готовы лопнуть от пресыщения и единодушно заявляем, что прощальный ужин удался на славу.