Итак, мы продолжаем путь вдоль берега, перескакивая из одного эстуария в другой и не пропуская ни одной реки. Что действительно делает приятным наше плавание, так это исключительная любезность, безукоризненная учтивость местных властей, таможенников, морской полиции и местных жителей, встречающих нас дружелюбно и гостеприимно. Побывав в странах, где посетителя принимают с гримасой на лице, если не с автоматом в руках, мы воспринимаем малайзийскую атмосферу как особенно благожелательную. Здесь тебе не грозят ни спесивость чиновников, ни другие неприятности.
После Куантана, который остается почти вне видимости с левого борта, пейзаж заметно меняется: высокие горы на заднем плане, крутые береговые уступы, весь этот малайзийский вариант Эстереля[7] постепенно растворяется, уступая место длинным, сверкающим серебром пляжам, окаймленным мангровой растительностью. За каймой пляжей простирается плоская равнина, гребни отдаленных холмов вырисовываются голубой дымкой на муаровом небе. Дует довольно свежий муссон. «Синга Бетина» клюет носом волны, которые стремительно бегут ей навстречу и курчавятся белой пеной. Порой форштевень зарывается в волне, срывая охапки рассыпающихся радугой брызг. Идем на моторе, чтобы держать курс на юг, надеясь до наступления ночи добраться до входа в Паханг. Мы покинули воды княжества Тренгану, и нашей ближайшей целью стал Пекан, столица княжества Паханг. Этот город стоит на реке в 15 милях от моря. Становится темно, когда мы входим в реку Паханг.
Два входа ведут в эстуарий, но, согласно лоциям, один хуже другого. Пока я раздумываю над тем, в каком из двух попытать счастья, появляется маленький буксир, тянущий за собой вереницу пустых шаланд к северному проходу. Два больших рудовоза стоят на якоре в нескольких милях от берега, не рискуя подойти ближе. К ним один за другим подходят лихтеры с оловянной рудой, добытой в местных рудниках. Если бы нам удалось присоединиться к процессии, возглавляемой буксиром, то мы в тот вечер не знали бы навигационных проблем. Но ночная темь сгущается до черноты, когда мы достигаем песчаных банок, преграждающих проход. Буксир несет большой белый фонарь, не слишком яркий, и мы стараемся не потерять его из виду, как вдруг он внезапно исчезает. Буксир миновал мыс и, прижимаясь левым бортом к берегу, чтобы остаться в искусственном фарватере, скрывается за дюнами. Лот нехотя соглашается дать несколько показаний, но они обескураживают нас. Еще минуту я придерживаюсь того же курса в надежде увидеть бакен или огонь на земле, хоть какой-нибудь ориентир, и почти тотчас мы садимся на мель, и крепко! Большие валы разбиваются на мелководье, и мы попадаем в неприятное положение. Мотор, запущенный на обратный ход, работает на полных оборотах, и мы снимаемся с мели. Но мы порядочно струхнули и уже не пытаемся форсировать проход до утренней зари.
Уходим на несколько миль в открытое море. «Синга Бетина» хорошо держит курс параллельно берегу, но я не доверяю этим коварным течениям, и, чтобы следить за обстановкой, мы вытаскиваем наши матрацы на палубу. Тем временем небо покрывается низкими тучами, тогда как море остается таким же бурным. Вытянувшись у фальшборта, мы созерцаем бесконечный бег фосфоресцирующих гребней: черный коварный завиток, сопровождаемый злобными взрывами пены, на взлете хлещет корпус судна. Усталость порождает в нас тяжелые предчувствия: кажется, что эта беснующаяся жидкая масса преисполнена тупой, враждебной нам силы. На следующий день Жозе записывает: «Меня охватывает страх, что Анри, поддавшись дреме, соскользнет в одну из тех крошечных бездн, которые приоткрываются после каждой волны. Разумеется, судно скачет, как взбесившаяся кошка, а чрезмерная седловатость палубы ускоряет боковое скольжение наших матрацев. «Сильный человек», исполнив свой долг, спит. Да! Анри спит, и я, побежденная усталостью, тоже порой на секунду проваливаюеь в небытие, чтобы тотчас в ужасе подскочить, протянуть руку и, дотронувшись до него, успокоиться».
С первыми проблесками зари мы вновь суем свой нос в речную «дверь», как докучливый проситель, которого не остановит грубый прием. Прилив стал выше, и игривый лот сообщает о четырехфутовых глубинах там, где мы вчера сели на мель. Спокойно проходим бар. Какой-то маленький бедор летит нам навстречу, выйдя из эстуария при попутном ветре и течении на скорости галопирующей лошади. Его команда окликает нас и советует прижиматься к берегу, где глубины больше. Справа от нас, на дюнах, раскинулся большой рыбацкий поселок: хижины, покрытые пальмовыми листьями, белое здание таможни, над которой развевается флаг Малайзии, и три-четыре больших кеча, севиих на мель. Их палубы загружены стволами тикового дерева. Парусники ждут большой воды прилива, который поднимет их, чтобы продолжить путь.