В профессии линейного летчика есть свои положительные стороны: в мае я совершил полет в Лондон и привез оттуда, кроме вожделенного эхолота, маленький радиопеленгатор «Техни-Франс», а также хороший хронометр и новые карты. Мы становились исключительно изощренными мореплавателями. Секстан, который я таскал с собой, шатаясь по планете, начал сдавать, а поэтому при плавании вблизи берегов радиопеленгатор наверняка будет очень полезен. Я отправил морем два больших ящика со снаряжением, оставшимся от прежних плаваний. Старый складной мотороллер, так хорошо умещавшийся в переднем кубрике, уже был использован нами во время плавания на большом каноэ на остров Мальорку и Берег Слоновой Кости. Однажды он затонул в порту Ибиса, в другой раз попал в лесной пожар вблизи Бомако. Иными словами, теперь он уже потерял «человеческий» облик, но оставался хорошей лошадкой. Я захватил также воздушные баллоны и редукционный клапан, книги и сапоги, автовулканизатор и кухонную посуду из нержавеющего металла, радость и гордость Жозе. К этому прибавились старые паруса, не знающие износа фор-стенги-стаксели, тянувшие «Альтинак», «Йеманжу» и «Амоэну» — мои старые яхты через Южно-Китайское и Средиземное моря. Я купил также браунинг 22-го калибра, полагая, что он может оказаться одним из самых полезных навигационных приборов для плавания вокруг Филиппин и Индонезии, где пиратство стало чем-то вроде спорта. Вернувшись в Сингапур, я упаковал все вещи, забрал из банка оставшиеся деньги, для которых, увы, не потребовалось отдельного чемодана! Срок моей службы, предусмотренный договором, закончился. Я отправился на север с легким сердцем через дамбу Джохор-Бару как через дверь, открывающуюся в самые большие каникулы на моем веку. Жозе провела несколько дней во Франции, пытаясь разрешить семейные проблемы, которых, как назло, в этом году было слишком много.
В целях экономии я разъезжал в местных автобусах. Это, возможно, не самое быстрое и комфортабельное транспортное средство, но зато, несомненно, самое занимательное. В дороге я встречался со многими интересными людьми. К этому времени я уже достиг некоторых успехов в малайском языке и глухая стена взаимного непонимания теперь не отделяла меня от моих спутников. Ночь я провел в маленькой прибрежной стране Эндо, не без труда разыскав там китайскую гостиницу. Ни в чем не упрекнешь китайские гостиницы, пока не захочешь вздремнуть. Китайцы предпочтительно живут ночью, и грохот радио в каждой комнате (перегородки не доходят до потолка, что позволяет циркулировать не только воздуху, но и ликующим звуковым волнам), крики и стук косточек мах-джонга (будто скелеты то и дело неистово сталкиваются костями) не способствуют приятному отдыху. Правила распорядка в гостинице, вывешенные и на двери моей комнаты, показались мне столь великолепными, что я переписал их в свою записную книжку. Вот два параграфа, переведенные мною со всей точностью, на которую я способен.
«Азартные игры и проституция не разрешаются, как запрещенные правительством...
О похищении людей, курении опиума, потреблении алкоголя и других запрещенных продуктов следует сообщать властям для принятия ими мер».
Я приехал в Куала-Тренгану с грузом надежд и немалым багажом. Кроме одежды, притащил из Сингапура пишущую машинку, два фотоаппарата, кинокамеру, радиопеленгатор и транзисторный электрофон с 27 большими долгоиграющими пластинками, чтобы скрасить одинокие вечера. Жозе находилась на расстоянии 10 тысяч миль, и я знал, что предстоят тоскливые часы. Их оказалось больше, чем я предполагал. Разумеется, судно, которое должно было сняться с якоря в мае, было спущено на воду только 14 июня. Оснастка еще не началась. В пустом корпусе не было даже койки. «Пустой корпус», нет я оговорился: хитрец Ауанг решил проблему балласта, сбросив навалом 4 тонны песка на днище. Видимо, он считал, что частный пляж внутри судна будет для нас дополнительным удобством, и крайне удивился и рассердился, когда я разразился проклятиями по поводу столь удачной выдумки. Мне хотелось взять чугунный балласт, но в Тренгану о такой роскоши не приходилось и мечтать. В конечном счете мы пересекли эстуарий на моторе (благодарение богу, мой автобусный мотор работал великолепно) и пришвартовались у маленького деревянного мола на берегу китайского города. Выбросив лопатами за борт весь песок, мы погрузили вместо него цементные блоки, которые занимают все же меньше места и останутся заклиненными между флортимберсами, если судно начнет сильно качать.
Пока вереница кули носила блоки с ближайшей строительной площадки к судну, я усердно подсчитывал их вес на линейке, надеясь подвести итоги быстрее, чем китаец, который, манипулируя счетами, переводил китайские меры в английские фунты а затем в килограммы. Я подсчитал точнее, ибо он не слишком хорошо представлял себе, что такое килограмм; а я настаивал на метрической системе.