К этому времени нам начинает угрожать новая опасность: очень сильные сизигийные приливы. Каждый вечер волны разбиваются о песчаный откос высотой метр, отделяющий нашу прогалину от моря. За тот месяц, что мы здесь прожили, этот откос отступил по меньшей мере на 10 метров, и теперь мы значительно ближе к границе прилива. Если он поднимется еще выше или разразится внезапный шторм, нас затопит заболоченный ручей в мангровых зарослях позади нашего лагеря, который, разумеется, сообразуется с уровнем воды при приливе и подползает к нашей кухне. Ночью мы тревожно прислушиваемся к грохоту прибоя, ревущего совсем близко от нашего изголовья, и ждем следующую разбивающую волну, которая может унести в море все наше имущество. Подумываем о том, чтобы перенести лагерь подальше и обосноваться в дюнах несколько восточнее. Но я отказываюсь от этой идеи. Мой долгий опыт летчика, накопленный со времени учебных полетов над пустынной северной частью канадской провинции Саскачеван, подсказывает мне, что в случае аварии нельзя удаляться от машины. Она прежде всего бросается в глаза спасателям, Удаляясь от нее, вы уменьшаете свои шансы быть найденным. Итак, пока «Синга Бетина» остается на пляже, я физически не могу уйти от нее на большое расстояние. Если случайно здесь появится судно или самолет, ее, быть может, заметят. Поэтому мы должны всегда быть неподалеку, чтобы подать сигнал. Итак, мы не перемещаемся. Через несколько дней амплитуда прилива ослабевает и мы чувствуем себя спокойнее.
В исключительной силе приливов я получил возможность убедиться, отправившись как-то на охоту вдоль пляжа по направлению к реке. Достигнув песчаной косы, где я убил свою первую птицу, я не мог узнать местности. Река прорыла новое устье через этот своеобразный перешеек, чтобы дать выход своим стремительно низвергавшимся водам. Вся окраина леса была смыта. На месте молодых зарослей, в которых кишели птицы, теперь простиралось голое как ладонь пространство. Перемены, почти невероятные, произошли здесь с того времени, как мы возвращались с болота, то есть за какие-нибудь две недели.
Мне повезло: я нашел грибы. Их оранжевые трубочки пробивались около болота, через сухие зазубренные листья ползучих кактусов. Грибы похожи на лисички, которые мы обычно собирали весной в лесу, окружающем наш дом в Сен-Тропезе. Тем не менее мы отнеслись к ним подозрительно и начали с того, что съели по одному на пробу. Не чувствуя недомогания, Жозе на следующий день приготовила из них хорошее блюдо. Грибы превосходны, и это наша первая свежая растительная пища после отъезда из Макасара. Когда это было? Кажется, что прошли годы! Собирая грибы, я встретился со странным животным — черепахой с змеиной шеей длиной не менее 25 сантиметров. Шея была слишком длинной, чтобы спрятать голову под панцирь. Поэтому черепаха укладывала ее вместе с головой в желоб, выдолбленный в панцире под брюшком. Мне захотелось показать черепаху Жозе, и я положил ее на спину, заверив, что мы не будем варить из нее суп и что мой интерес чисто научный. Но черепаха отличалась недоверчивым характером и, когда я возвратился к ней через несколько минут, уже перевернулась и убежала, не дожидаясь меня. Я испытал горькое разочарование не столько из-за ее недоверчивости, сколько из-за того, что было опровергнуто еще одно утверждение науки, будто перевернутая на спину черепаха беспомощна. Эту аксиому надо пересмотреть.
Нас окружает необычайная фауна. В складках парусины, заменяющей крышу, обосновался целый выводок мышей, устроивших там гнездо. Мы называем этих животных «мышами», не зная другого имени. Но, разумеется, это не настоящие мыши: у них круглое туловище, покрытое рыжим мехом, белый живот, а хвост растет посреди спины. Мои познания в австралийской зоологии с тех пор несколько улучшились. Теперь мне известно, что то были карликовые опоссумы. Эти маленькие зверьки весьма общительны. Вечером, когда мы читаем, они забираются на подушки, а оттуда — на стол, где прячутся за горшком и разглядывают нас своими маленькими блестящими глазками. Опоссумы резвятся на поляне, подпрыгивая в воздух, как дрессированные блохи, и поднимают содом на кухне, передвигая кастрюли и тарелки в поисках остатков пищи. Они бегают по постели и грызут свечи у изголовья. Мы их очень полюбили.
Другие смутьяны — это раки-отшельники. Они сплошным ковром передвигаются по поляне, стучат своими взятыми напрокат раковинами о бидоны и резервуары. Есть здесь и земляные крабы. У них неприятная мания выкапывать ямы под ножками стола и в тех местах, где мы складываем на землю свои вещи. Они действуют как отряд подземных перевозчиков.