Разводим огромный костер. Я втыкаю в землю две раздвоенные ветки и изготовляю вертел из железной проволоки. Типичный очаг дикарей.
В обычное время мы не нашли бы в себе силы зарезать курицу, а теперь приходится заниматься тошнотворной работой по потрошению и четвертованию. Стараемся нс думать о том, что делаем. Как эти маленькие лапки похожи на изуродованные человеческие руки! А затем предаемся чревоугодию, вкушаем пищу богов. На завтрак съедаем печенку, сердце, почки и несколько жареных котлет, вечером — бульон и рагу. Два дня мы не могли ни говорить, ни думать ни о чем другом, кроме кулинарии. На следующий день едим окорок, нежный, сочный, в меру прожаренный. Престольный праздник на острове Батерст.
До нас доносится гудение реактивного самолета, серебристой бабочкой скользящего вдоль лиловой тучи. Мы могли бы сжечь весь свой запас сигнальных ракет, и никто бы их не увидел с такой высоты! Но это не приводит нас в отчаяние. Все равно что-нибудь случится и мы будем спасены. Мы верим в счастливое предзнаменование. Теперь нам не хватает только пары зубочисток. Я заново переписываю стершиеся карандашные заметки в бортовом журнале. Жозе пишет длинное письмо о нашей жизни на острове, предназначаемое для родных. Мы собираемся оставить его в лагере, если покинем это место или почувствуем приближение смерти, чтобы наши близкие знали, как мы здесь жили и как провели свои последние минуты. Должен же кто-то сюда когда-нибудь приехать. В вечерних известиях по радио сообщается, что Франсис Чичестер обогнул мыс Горн. Устраиваем ему овацию.
Складываем в прочный парусиновый мешок остатки мяса, предварительно натерев его крупной солью, и подвешиваем на дерево. Но ночью какие-то твари добрались до мешка и прогрызли дыру. А на следующее утро все мясо было в личинках зеленых мух (раньше мы никогда их не замечали), стаями круживших над мешком. Пять килограммов хорошего мяса испорчено. Вырезаем из него лучшие куски, тщательно промываем, последний раз готовим обед. Едим скрепя сердце, так как мясо издает сильный душок. Остатки бросаем в море. Нестерпимо жалко лишиться такого количества мяса, но у нас, к счастью, хватило сил с ним расстаться в нужный момент. С новой энергией берусь за свой плот. При отливе взбираюсь на «Синга Бетину» и вонзаю паранг в грот-мачту. Мне потребовалось немало времени, чтобы с этим справиться (пожалуй, я несколько преувеличивал свои возможности). Наконец мачта валится и падает за борт, раскалываясь на две равные части. Я не смог бы сделать лучше при всем желании. Теперь дождусь прилива, чтобы, связав два куска, отбуксировать их вплавь к пляжу и, вытащив на берег, уложить в таком месте, куда не доходит вода при полном приливе. Жозе собирает все оттяжки и ванты, аккуратно сворачивая их. Они еще нам понадобятся. На следующий день срубаю фок-мачту и снимаю бушприт. Радует, что все это сделано из плавучей древесины. Меня держит на воде только один кусок грот-мачты.
Сегодня страстная пятница. На завтрак мы съедаем последний рис и сахар, которые мы расходовали крайне скупо. Вечером выпиваем по последней чашке кофе, уже без сахара. Что касается чая, то он давно стал для нас дорогим воспоминанием. Завтрак и обед состоят из моллюсков и двух маленьких крабов, из мяса которых Жозе сварила нечто вроде супа. Бульон вкусный, но не слишком питателен. Еще раз возвращаемся к теме «почему» и «потому».
— Почему я должна здесь погибнуть? — спрашивает Жозе скорее с любопытством, чем с возмущением. — Кажется, я не сделала ничего особенно плохого за всю свою жизнь.
— Боюсь, что это не имеет никакого значения. Ты продолжаешь мыслить такими категориями, как «возмездие» и «воздаяние». А в чем были повинны дети, брошенные фашистами в газовые камеры? А тысячи ни в чем не повинных людей, погибших во время мидийских войн? Почитай-ка древнюю историю! А горы черепов, воздвигнутые Тамерланом? А колониальные захваты?.. Прочти о миллионах детей, забитых, как скот. Они, несомненно, были более невинными, чем мы.
— Думается, — говорит Жозе, — что я буду наказана не за то, что сделала, а за то, чего не сделала.
— Если бы все те, кто растрачивает свою жизнь впустую, были осуждены на кораблекрушение, то необитаемые острова котировались бы очень высоко. Но я не думаю, что мы должны непременно умереть. Подвергнувшись испытанию, мы обязаны его преодолеть и вернуться обогащенными. Мы стали более близкими друг другу, чем когда бы то ни было. Мы совершили далекое путешествие в наш внутренний мир, который плохо знали. Стали, думается, более сильными и сострадательными. Запомни то, что я тебе сейчас скажу, и повторяй это себе в минуты отчаяния: «Мы будем спасены». Да, нам еще придется страдать, и страдать гораздо более жестоко, чем теперь. Мы еще не прошли испытания огнем. Когда нам будет казаться, что хуже уже быть не может, придет худшее. Сейчас нам трудно представить себе, через какой ад придется пройти, прежде чем вернуться в мир людей!