Фаутина, смешная девчушка, всхлипнула носиком, поняв, кто теперь займёт место прислуги в доме, когда Джовано уедет к аббату, и, испугавшись чем-нибудь не угодить родителям, скорее взялась за метлу.
… А Джовано стоял с таким огорошенным растерянным выражением лица, будто ему сейчас страшилку-небылицу рассказали, он никак не мог поверить в такое предательство родителей. Конечно, он не понимал всей выгоды своей жизни у мецената аббата Гоцци, просто потому что был ещё мал, ему совершенно не хотелось расставаться с семьёй, его пугала перспектива жизни у незнакомого ему чужого человека, далеко от родительского дома. Обычная реакция ребёнка для одиннадцати лет.
«Как так?! – не мог принять эту новость мальчик, – Мои родители с такой лёгкостью меня сейчас отдадут совершенно постороннему чужому человеку на обучение, и им всё равно, что я буду скучать по ним, что, каким бы образованным и добрым не был аббат Гоцци, всё равно там я буду чужой. Что мне даже просто страшно уехать непонятно к кому и куда?!».
Тут Джовано догадался об истинной причине такой радости родителей, и с обидой прищурив большие карие глаза, спросил:
– Значит, так вы решили сплавить меня, лишний рот в семье, да?
Дзанетта с гневом крикнула:
– Замолчи, Джовано!!! Глупый мальчишка, ты не понимаешь, как тебе повезло! Всё, мы с отцом пошли, придём в пять вечера проводить тебя, а ты собирай вещи!
После чего Джузеппе и его жена ушли из дома, а Джовано со слезами обиды пошёл к себе в каморку и начал собирать свои скудные пожитки в сундук, думая: «Хм, что ж, быть может, это и, правда, к лучшему, они меня никогда особо не любили, относились равнодушно, быть может, этот аббат Гоцци хоть и не будет меня тоже особо любить, но обучит всяким наукам, и моя мечта об интересной увлекательной настоящей жизни сбудется…».
… Вечером, и впрямь, к дому Джузеппе Казановы подъехала шикарная позолоченная карета, из неё вышел пожилой морщинистый мужчина в напудренном модном парике и в церковной одежде аббата. Дзанетта сама вывела сына к нему по той причине, что Джузеппе сейчас спал у себя пьяный, и почтительно обратилась к пожилому аббату:
– Моё почтение, по-христиански благодарю вас за вашу милосердную помощь, позвольте передать вам вашего ученика, моего сына Джовано Казанова, поверьте, он смышлёный и послушный мальчик…
Джовано с явной робостью со своим сундучком в подрагивающих ручках подошёл к Гоцци, мальчик побаивался нового, и, как ему показалось сначала, строгого учителя, но тут Гоцци заметил робость и подавленность мальчика и растопил сердце Джовано.
На морщинистом сухом от возраста лице Гоцци появилась доброжелательная мягкая естественная улыбка и выражение приветливости, и пожилой аббат благожелательно изрёк:
– Мой милый Джованни, а почему же ты такой расстроенный и испуганный? Я понимаю, тебе не хочется покидать родительский дом и тебя пугает неизвестность, я сочувствую тебе. Но поверь, мой мальчик, я так милосердно, как христианин-меценат, вырастил у себя, дал образование и выпустил в самостоятельную жизнь уже взрослыми людьми ни одного мальчика из бедных семей. И ещё никто из них ни живя у меня, ни став взрослым самостоятельным человеком, ни разу не жаловался, чтобы я был каким-то строгим, чрезмерно взыскательным учителем, чтоб я как-то наказал ученика, причинил обиду или чтобы я плохо содержал. Все были вполне довольны тем, как учились у меня, и все стали хорошими людьми. Вот ты бы кем хотел стать, когда вырастешь?
Джовано сразу повеселел, боязнь отступила, а в детском нежном сердечке мальчика сразу появился тёплый отклик на добрые слова аббата Гоцци, он улыбнулся в ответ и уважительным тоном ответил:
– Благодарю вас за вашу доброту, я бы хотел стать врачом…