А дома, как только одна, так сразу же руками. Глажу, тискаю себя. Но все больше сверху. Постепенно стала спрашивать, как у девочек, моих сверстниц. Многие даже не понимали о чем я, и только Танька, с нашей банды, сразу же засекретничала со мной.
— Ну, что? Ручками, лазаешь. Пробуешь? — Я даже зарделась от такого прямого вопроса. Хотела что-то сказать, но вместо того, головой качнула. Она восприняла это, как согласие. И тут же прижавшись ко мне, стала шептать.
— У меня старшая сестра. Так она меня научила. Я до этого только сверху трусиков, а она меня под трусики научила и теперь я тоже так. А ты как? Сверху только, или туда тоже лазаешь?
Всю ночь после того плохо спала. Все казалось мне, что Танькины руки ко мне под трусики лазают. Мама на утро забеспокоилась, как меня увидела, даже в школу меня не пустила. Сказала, чтобы я день полежала в постели. А мне того только и надо!
Как только дверь за ними хлопнула, и замок щелкнул, я тут же стала на себе пробовать все, что Танька мне вчера рассказала.
Сначала ручку сверху положила. От напряжения вся дрожу. Пальчиками слегка погладила. Ох! Потом пальчиком, но только одним. Нащупала дорожку между валиками и потянула подушечку пальца между ними. Мне так хорошо стало, что я уже забылась. Полчаса возилась под одеялом, а потом отбросила его с ног. Рубашку тоже задрала. Вспотела вся. Приложилась пальчиками, смотрю на бугорок и на пальчики, а у самой такое неясное что-то внутри и волнует. Игралась час, наверное. И все оторваться никак не могла! А потом, когда разошлась, то с замиранием сердца полезла пальчиками под трусики. С тех пор, так все и лазаю. Потом я уже воспользовалась свободой и уже себя не щадила. Мама стала замечать, что со мной что-то происходить стало. Пару раз меня на откровенный разговор вызывала, но я не решилась открыться перед ней. Строго она со мной обращалась. Наказывала. А тут я замкнулась. Вот тогда она и запаниковала. Правильно, что тревогу забила. Я уже с Танькой той, на пару мастурбировала. Началось с того, что она мне предложила наконец, пока отец в командировке был, в гараж с ней пойти. Пришли, как воришки. Она с замком повозилась, и вот мы, прошмыгнули за створки. Она тут же дверь на засов. Потом отошла и свет включила. Я первый раз. Озираюсь. Она мне все показывает и рассказывает, а потом, говорит вниз пошли. Я тебе кое-что покажу. Она первой уходит в темноту, спускаясь по металлическим ступеням. Я следом. На полпути вспыхнул свет, и я озираюсь в изумлении.
Довольно большая комната. Кровать, шкаф, кресла, полки и даже радиоприемник. На полу ковер. Посредине комнаты стол, стулья. Чем не комната! Танька мне.
— Вот это и есть его комната. Здесь он баб приводит и трахает.
— Ну, что ты Танька. Разве можно так про отца?
— А как? Он же мне не родной вовсе. И потом, можно сказать, что это его ебалатория! — И смеется довольная.
— Смотри, что я нашла у него. Ты такого, точно не видела.
Она роится в шкафу, а потом вытаскивает пачку каких-то журналов.
— Это, что? — Срывающимся от волнения голосом спрашиваю. — Парнография?
— Нет! Не парнаграфия, а порнография. Она самая. Идем на кровать, там у него лампа яркая, вместе посмотрим.
Легли на живот. Она рядом, разложила стопку журналов, спрашивает.
— Ты листать будешь? Или я? Ты вообще-то порнушку хоть раз видела?
Я лежу и чувствую, что вся просто сгораю от нетерпения. От напряжения даже слегка дрожу. Ожидаю чего-то в нетерпении.
— Должна сказать тебе, что я первый раз, когда ее увидела, извелась прямо вся. Три дня и три ночи все у меня перед глазами эти фотографии маячили. Насилу отбилась ручками. Ты, смотри, а я сейчас.
Она встала, включила над кроватью яркий свет и ушла за шторку. Я смотрю ей в след, а рука уже сама потянулась навстречу яркой и цветной обложке.
Что меня поразило больше всего? А то, что я впервые увидела и поняла истинное предназначение женщины. Оказывается, мы вовсе не для строек коммунизма нужны, а есть у женщин еще предназначение, о котором я, до той поры, даже не задумывалась. Все
женщины, что окружали и встречались тогда в моей жизни, были какие-то бесполые. И мама и учителя в школе, соседи и все те, кто вокруг нас жил и работал, или служил рядом со своими мужьями. Только девки, с узла связи, у меня под общепризнанную категорию никак не подходили. Уж те точно были особенные. Тогда я еще не знала такого названия нам, женщинам, как сексуальное. Чаще, вместо такого интригующего и заманчивого слова тогда говорили, почему то, что эти женщины развратные. А попросту, шлюхи. Некоторые бабы с отчаянием в голосе говорили, что все они бл…ди. Это от того так, что их мужья иногда пропадали там, а некоторые, долго путались с ними, развратными. Но мне они все время нравились. Хотя нас приучали, к ним относится негативно, тем более, что многие из них были не только не замужние, но и просто очень привлекательные. Было что-то в них порочное, а что я тогда так и не выяснила. Уже позже я поняла, что? Доступность. Вот что! Ничто так не возбуждает мужчину, как доступность нашего тела. Но это я поняла потом. И еще. Что та из нас женщина, кто не засела и не затерлась в семейной жизни, а все время флиртует, играет, интригует собой и самим этим понятием о своей доступности.