— Нет.
— После освобождения я веду себя скромно, никаких нарушений. Ищу работу, нигде не бываю, держусь подальше от бывших подруг. Впервые вот отважилась толкнуть товар, чтобы решить насущные проблемы. А то брату приходится все время содержать меня. Мне было как–то насрать, когда они устроили шмон. Упустила последний автобус, спокойно шла по обочине дороги. Они остановились, давай документы и прочая достача. Я не позволила им себя обыскивать — мужчины не имеют права. Они сказали, что забирают меня в участок. Мы стали спорить. Когда один нащупал дурь, я врезала ему головой, и тут подъехали вы. Точка.
Надин шепчет на ухо малявке:
— Ты давно собиралась послужить делу…
Ей уже надоело, что Фатима не обращает на нее внимания. Маню треплет ее по плечу:
— Все ясно, ты девочка что надо, ты нас не сдашь. Слушай своей плеер, пока беседуют взрослые.
И кривится в улыбке, не снимая руки с ее плеча. Надин первой направляется к лестнице, по которой поднялась Фатима. Они переругиваются, хохочут, как две малолетки в туалете дискотеки.
Глава девятнадцатая
Дом очень большой. На стенах ничего не висит, нигде ничего не валяется. Застывший, упорядоченный интерьер. Солидная мебель, огромная и безыскусная. Не похоже на дом, где живет молодежь, ничего лишнего. Но невероятная строгость обстановки почему–то совсем не давит. Скорее, возникает ощущение, что ты гость и ты под защитой.
Фатима готовит кофе, спрашивает, хотят ли они есть. Она хлопочет по хозяйству как домохозяйка, как мать. Точные, много раз повторявшиеся движения. Спрашивает у Маню, умеет ли та крутить косяки, кладет на стол блок гашиша, бумагу и сигареты «кэмел». По–прежнему старательно избегает смотреть на На–дин.
Садится вместе с ними, затягивается косячком, долго удерживает в легких дым. Потом нарушает молчание:
— Вы убивали до этого?
— Случалось.
— На делах?
— Не обязательно. Однажды, чтобы не выяснять, кто кому должен, я прострелила башку одному типу. Потом мы встретились с Надин и подошли друг другу.
Надин вмешивается в разговор, решив, — что пора высказаться и ей:
— Вообще–то, можно сказать, что и на делах. Когда хочешь что–то провернуть, но у тебя срывается. Как в сказке с русалочкой. Словно идешь на громадную жертву ради ног и ради того, чтобы быть с другими. И каждый раз чувствуешь невыносимую боль. То, что другие делают с невероятной легкостью, требует от тебя неимоверных усилий. И наступает момент, когда ты срываешься.
Надин улыбается, как бы извиняясь за долгую речь. Искоса и с опасением смотрит на Фатиму. Ей кажется, что она вмешалась в разговор только для того, чтобы обозначить свое присутствие. Маню гасит в пепельнице докуренную до фильтра сигарету. И добавляет:
— Что до правил, то они не меняются — кто кого замочит первый. Только у нас есть пушка. А это имеет большое значение.
В кухню входит парень — они даже не услышали, как он подошел. Высокий, череп выбрит, столь же неприступный вид с первого взгляда, как и у сестры. Слегка кивает, когда Фатима представляет их. Наливает себе кофе, не обращая на девиц внимания. Садится за стол и скручивает косячок, так и не открыв рта.
— Тарек, мой младший брат.
Она говорит с ним по–арабски, он молча слушает, не поднимая головы и не мигая. Заканчивает по–французски:
— Я сказала им, что они могут переночевать здесь. Кстати, если хотите немного отсидеться, здесь хорошее место, и вы никому не помешаете. Тарек, дай мне ключи от мотороллера — надо съездить в бакалею купить колы и жратвы.
Протягивая ей ключи, Тарек спрашивает, уверена ли она, что легавые не установили ее личность. Она говорит, не принимает ли он ее за кретинку. Спор завершен, она уходит.
У парня ясные, глубоко посаженные глаза и густые брови. От этого каждый его взгляд кажется пронзительным. Напряженность воина, который наблюдает за вражеским лагерем, спрашивая себя, стоит ли его уничтожить.
Крутит в руках косяк, потом спрашивает:
— Вы приехали из Кемпера?
— Мы там недолго пробыли.
Он задумывается. Маню кривится и осведомляется:
— Тебе в лом, что мы здесь?
Он отрицательно качает головой, встает, выходит из кухни. Потом возвращается и застывает, опершись о притолоку:
— Фатима сказала, что надо заняться тачкой. Я примусь за нее сейчас же.
— Разрежешь на кусочки?
— Нет, но все будет как надо.