Она без страха делится с ними своими бедами. Показывает, что доверяет им. И ничего не боится.
Надин хочет сказать что–нибудь в утешение. Маню не столь щепетильна, она наполняет стаканы и произносит без всякого смущения:
— По крайней мере, ты не притворяешься. У тебя с отцом это было долго?
— Кажется, в первый раз случилось, когда мне было одиннадцать. Мать ушла от нас, родив Тарека. Никто не знает почему и куда. Мы с отцом всегда были вместе, и все произошло естественно, как бы само собой. Помнится, я пришла к нему сама. Мне давно хотелось. Словно чего–то важного не хватало. А когда я залетела, врач меня запутал. Сказал, что сохранит все в тайне. Запутал меня. Я ему все рассказала — он и влез не в свое дело. Думаю, ему просто хотелось развлечься.
Она замолкает и облизывает бумагу, сворачивая косяк. Потом разъясняет:
— Поэтому мне плевать, что вы убивали людей, которых даже не знали. Невинных. Знаю я, какие они невинные.
Маню разрывает малиновую обертку на шоколадке. Выпивает свой стакан и заявляет:
— Самое худшее в людях в наше время — это не то, что у них мозги не варят, а то, что они хотят, чтоб и у соседей не варили. Чтобы никто не оттягивался, а если ты не такой, как все, — жди проблем. Ты часто рассказывала свою историю?
— Нет. Я с тех пор научилась молчать — я усвоила урок. Впрочем, я не часто встречаю тех, кто убивает легавых.
Надин пользуется случаем, чтобы встрять:
— А как у тебя с парнями?
— У меня их не было. Не хотелось.
Маню откидывается на спинку и торжественно объявляет:
— Во блин, наверное, круто делать это с папашей! Фатима тут же сжимается. Лицо ее замыкается,
и она замолкает. Маню наклоняется к ней, шумно выдыхает и добавляет:
— Блядь, видела бы ты моего отца, то поняла бы, почему меня вставила твоя история. Я даже не помню, чтобы этот козел хоть раз меня поцеловал. Этого мудака звали Альфред. Я его дразнила «Альфред–хуя–нет», до такой степени его все это не интересовало. От одной мысли в ужас приходил. Муж моей мамаши. А мою мать, даже если любишь коз, не захочешь трахать, — такой она крокодил. И с головой не в порядке. А потому я с ума схожу от маленьких девочек, влюбленных в папашку.
Она бросает взгляд на Фатиму, наполняет три стакана и говорит в заключение:
— У меня очень мало времени, а потому я в выражениях не стесняюсь.
Недолгое молчание — Фатима расслабляется и спрашивает:
— У вас есть шанс выкрутиться?
— У нас есть шанс провести ночь нормально. Если бы нас засекли, мы бы уже были в курсе. Не стоит гадать, тут все зависит от везения.
— Почему бы не свалить за кордон?
— А на хера? Можно легко влипнуть. Нет уж, коготок увяз — всей птичке пропасть. А потом, что мы там делать будем?
Надин задумчиво произносит:
— И вообще я в заграницу не верю. Малышка восхищенно восклицает:
— Дылда, да ты уже прешься. Фатима настаивает:
— Но нельзя же сдохнуть за просто так. Без сопротивления. Просто нельзя.
— Твой братец тоже говорил об этом, — отвечает Маню. — Вы же арабы, нация воинов. Сначала даже думать об этом не можешь. Но потом свыкаешься. Я еще никогда так не оттягивалась. Ясно?
Надин подхватывает:
— Это две совсем разные вещи — ты и мысль, что тебя прихватят. Трудно совместить. Иногда мне даже интересно, о чем я буду думать в тот момент.
Маню начинает хохотать:
— Уверена, будешь думать о какой–нибудь полной херне. Начнешь вспоминать какую–нибудь плешь, вроде того, что не успела на автобус и пришлось возвращаться пешком. Жалкие мыслишки. У тебя кишки расползаются по тротуару, а ты думаешь о белье, которое не успела постирать. Поживем — увидим, но я думаю, так и будет.
— Если передумаете и захотите попытать счастья, я могу предложить план. Недалеко отсюда живет один архитектор, у которого я убиралась. Живет один — его только надо заставить открыть сейф. С тем, что там лежит, можно оторваться по полной программе.
— А почему сама не хочешь?
— Он меня знает, а Тарека посылать не хочу. Хотите, расскажу мой план? Обидно, если никто не воспользуется. Сейф набит бриллиантами. Дело серьезное, а вам терять нечего.
Маню возмущается:
— Как это нечего? А душевный покой — как с ним быть?
Надин поддерживает подругу:
— Мы такими делами не занимаемся. Мы вроде как творим зло ради зла… Но спасибо, что сказала нам об этом.
— Ну да, блядский рот, спасибо, что сказала. Но ты для нас и так уже много сделала, нам больше ничего не надо.