Они складывают драгоценности, бумаги и брюлики в пластиковый мешок из супермаркета.
Надин вырядилась в черный костюм архитектора, надела белую рубашку и галстук. Обувь слишком велика, а потому она оставляет на ногах баскетки. Подкрасила брови черной краской. С короткими волосами она похожа на парня и удивляется, как раньше не подумала об этом.
Выйдя на улицу, они ощущают солнце. Ослепительное. Жгучая, крепкая и благодетельная пощечина. Жаль, что они не могут проваляться полдня на траве.
Они едут, опустив стекла. Надин думает о доме, который они только что покинули.
— Этот тип — моя любимая жертва. Живет среди книг, утопает в дисках и видеокассетах. Гнуснятина. Любит чокнутых писак, дурацких художников и потаскух-дегенераток… Ценит декаданс, выстроенный по алфавиту. Хороший зритель с хорошим здоровьем. Умеет ценить гений других, конечно издали. И в меру. Никакой бессонницы, совесть всегда спокойна. То, что мы сделали с ним, это моральный урок всем.
— Не стоит спорить о вкусах. Мне больше нравятся трупы легавых.
Надин усиливает звук. Она стала водить лучше. Костюм трет в некоторых местах.
Tall and reckless, ugly seed. Reach down my throat you filthy bird, that’s all need, the empty pit, ejaculation, tribulation. I SWALLOW. I SWALLOW.[28]
Глава двадцать восьмая
Они приедут в Нанси слишком рано. А потому в районе Тулузы они останавливаются у бакалеи, стоящей в сторонке от дороги. Здесь наливают бензин, продают спиртное и жратву. Словно они очутились не то чтобы в Техасе, а в его уменьшенной и более зеленой модели.
Радио в машине орет.
Хотелось бы рассчитывать на кого-нибудь. Хотелось бы ни в ком не нуждаться.
Надин выключает двигатель. Она вспоминает, что слушала эту песню, думая совсем о другом. Еще до встречи с Маню, в ту далекую эпоху, когда она чувствовала себя одинокой.
Малышка вопит:
— Блядский рот, у меня такой сушняк! Блядь, мы теперь хорошо справляемся с бухалом — растем на глазах. Бутылку виски за утро. Хоп!
Она козочкой прыгает по паркингу. Оглядывается и вновь начинает вопить:
— Блядь, отличное местечко. У нас есть время, а потому прошвырнемся по лесу. Классный лес, а?
Солнце раскалилось добела и обжигает кожу. Надин ощущает вес пушки под пиджаком, приятная и успокоительная тяжесть.
Маню входит в магазин. Надин задержалась — она разглядывает свое отражение в стеклах машины. Она действительно похожа на парня, даже на хорошенького.
Магазин не очень велик — одна большая комната на первом этаже. Двери распахнуты, и внутри сумрачно. Надин идет к двери. Издали видит Маню, достающую пушку, — подруга похожа на китайскую тень. Выстрел. Когда Надин оказывается у двери, Маню покачнулась. Второй выстрел. Надин вбегает в бакалею, видит в другом углу комнаты какой-то силуэт. Трижды стреляет. Тень медленно валится на пол, даже не успев ответить.
Глаза Надин свыклись с полумраком. Маню лежит на полу. Она видела достаточно много мертвых тел, чтобы понять — когда кровь хлещет из горла, перед тобой лежит труп.
Да, Маню уже можно назвать трупом.
Надин никак не может заставить себя наклониться к ней.
К тому же ей и так ясно, что Маню мертва.
Окончательно убедиться в ее смерти? Не стоит.
Из того, что она успела увидеть, понимает, что Маню решила — ей никогда не узнать почему — открыть огонь по владельцу магазина. Но у того был заряженный карабин, и он не колебался ни секунды. Ей никогда не узнать почему.
Мысли бегут автоматически. А в груди пусто — никаких эмоций. Какая-то ее часть сводит воедино все факты. Как в клинике. Вторая часть отключилась.
И ей не хочется, чтобы она вновь начала функционировать. Ей не хочется жить дальше.
Маню лежит посреди комнаты. Валяется на полу и вся в крови. Огромная рана почти отделила голову от туловища.
Надин опустошает кассу. Она совершенно спокойна. Она знает, что будет дальше, в горле комком бьет крик.
Она иногда бросает взгляды на крохотное тело посреди комнаты. Маню ничего не опрокинула, когда падала.
Надин холодно.
Несмотря на рану, на лице Маню хищный оскал.
О чем она думала в последнее мгновение?
Она улыбнулась. В последний момент.
Надин не может ее оставить здесь такой — с совершенно белыми ногами и этим злым оскалом. Через редкие волосы просвечивает кожа черепа.
Мысли Надин бегут по кругу, она сглатывает слюну. Она дрожит от холода, она обливается потом. Берет с полки покрывало. Заворачивает в него тело, боясь, что голова отвалится. Только один раз у Фатимы они были так близки. И она теперь жалеет, что никогда не обнимала подругу.