Только, если покровитель — сам король. Но это, естественно тайна.
Внутренне я потирала ручки. Тайна, да, но не надолго. Моей газете нужно прикрытие.
Фитха орудует у всех под носом? Мы станем незаметными. Как можно охотиться на того, кого не существует?
— Мне не нравится ваше выражение, леди Арманд, — Макбул чётко увидел, что я что-то задумала.
— Бросьте, моя бабушка говорила, что я солнышко, — я улыбнулась ещё шире, на что Кенан, почему-то, не купился, — что, если вы мне поможете с некоторой юридической коллизией, а я вам помогу щёлкнуть по носу этого хлыща Фитху?
— Я могу вам помочь и без взаимной услуги, леди Арманд. Противостоять Фитхе одинокой девушке очень опасно. И зачем вам это?
— Смею напомнить, он похитил моих маленьких, беззащитных друзей. И не стоит сомневаться в моих способностях. У одинокой девушки есть одно секретное оружие.
Макбул почему-то пробежался черными глазами по моему платью.
— И какое же?
— Коварство, ваша светлость.
Глава 24
Кенан не спрашивал о моих планах, но дал самое главное — разрешение на покупку и аренду недвижимого имущества с печатью канцлера. Я чуть не завизжала от восторга.
У меня развязаны руки!
Никогда не была особо верующей, но сейчас была готова и расцеловать герцога, и свечку за здравие поставить.
— Пожалуй, пройдусь с вами, леди Арманд, — сказал Макбул, надевая пальто.
Не совсем это кстати. Не стоит герцогу знать, чем именно я хочу заниматься. Особенно про газеты, которые поднимают волну недовольства у знати. И у Фитхи.
— Как продвигается дело госпожи Алесии? — Спросила, пытаясь скрыть досаду.
— Я собираюсь отправить туда нового сотрудника, но госпожа возражает, обосновывая тем, что воспитанников там очень мало. Но вот странность — королевская казна отчисляет ежемесячно крупные суммы на поддержание.
Новый сотрудник в приюте — это очень хорошо. И воспитанников там очень много, вот только все дети бегают по улицам, причём полураздетые для такой погоды, что поднимало волну протеста внутри. В этом мире умереть от обыкновенной простуды — проще простого. Что говорить о детях, которые не получают достаточного количество еды и витаминов.
— А давайте прямо сейчас прогуляемся в приют, — предложила я, игнорирую многозначительные взгляды праздной знати верхнего города на нашу парочку.
— Сейчас возьму экипаж, — с лёгкостью согласился герцог, но я возразила.
— Всегда любила прогулки, — тем более моим мальчикам нужно дать время.
Когда герцог здоровался с каким-то прохожим с важнецким видом, я набросала на скорую руку записку и отдала беспризорнику едва заметным жестом, одними губами назвав трактир, куда её нужно доставить.
Прохожие редко обращали внимание на детей на улицах. Что это было: сознательное игнорирование или социальная слепота — мне неизвестно. Но как же это на руку.
До приюта мы добрались спустя минут двадцать. Я с удовольствием замечала всё меньше и меньше детей на улицах.
Детей у неё в приюте мало, ага, как же. Документация здесь ведётся из рук вон плохо. Что уж говорить, воспитанники приюта госпожи Алесии живут со мной уже несколько дней, но никто, абсолютно никто даже носом не повёл, чтобы поинтересоваться, куда запропастились дети.
А может я садистка или оказываю плохое влияние? Может, я вообще использую детский труд? Ну, с какой-то стороны оно так и было, но…
— А вот это уже интересно, — пробормотал Кенан, заходя в серые объятия приютских стен, требующих капитального ремонта.
Моя пятёрка лучшая. Они не умели читать, но Дора — жена трактирщика, умела. Ребята без лишних вопросов собрали абсолютно всех детей с улиц, которые сейчас с грустными личиками сидели по комнатам, некоторые играли с деревяшками, имитируя скачки на лошадях и сражения солдат.
Честно говоря, сердце сжималось, хоть я и точно знала, что внешность этих ребят обманчива. Они гораздо умнее и шустрее, чем могут показаться. Вот, например, тот кучерявенький, он запросто может проникнуть в любой дом, не оставив ни единого следа. Но мысль о нужде такого навыка вызывала внутреннюю панику.
— Ваша светлость! — Госпожа Алесия, раскрасневшаяся от волнения, выбежала нам навстречу, — я не знаю, что происходит! Я не знаю, кто эти дети! Клянусь Превеликими!
— Меня зовут Руни, госпожа, — сложно играть грустного и голодного ребёнка с пятном от взбитого крема от пирожного Доры, — я в этом приюте уже пять лет.