Зато моим разбойникам зашли старые добрые раскраски. Даже Бахо, самый взрослый из пятёрки, с высунутым кончиком языка от усердия, аккуратно выводил кисточками линии, лежа на животе перед камином.
— Леди Моэр, — Густав чинно подошёл, ставя поднос с чаем на низкий столик, — корреспонденции сегодня нет.
— Можно и не отчитываться, сюда почтальоны не ходят, — кивнула на свободное кресло рядом с моим.
— Отрадно вас видеть поздним вечером дома, в кругу семьи и…
— И одетой как леди, — слово «семья» согрело сильнее, чем огонь из камина.
Руни обернулся и несмело улыбнулся мне. Мальчики соскучились по мне за последние дни. Очень тяжело их удерживать дома, подальше от проблем, особенно от мелких воровских делишек, но в городе у них остались друзья. Я не могла на это закрывать глаза.
Порой гвардейцы останавливали ребят чтобы вывернуть карманы, что я воспринимала как личное оскорбление. Да, нелогично, согласно, но что поделаешь. Но мальчики — и мои и приютские — кроме мелких записочек ничего не таскают. И то, из-за того, что они только учатся грамоте, мы придумали небольшую систему простых рисунков. В этом больше помог Иварри, который справлялся со своей задачей просто идеально. Ребята, почувствовав, что на них кому-то действительно не плевать, с радостью прибегают на уроки, следуют правилам и не влипают в неприятности.
А в записочках они просто докладывают о Фитхе и его людях: где сейчас, есть ли что-то важное. Я же в ответ «пишу» в каких лавках я отложила им булочки с конфетами и маленькие игрушки. После записочка исчезает из моих рук быстрее, чем я моргну, и бежит по шустрым ручками дальше, до адресата.
Мальчики действительно быстро привыкли к странной «тёте в чёрном», но больше благодаря моей пятёрке. Теперь они там что-то вроде авторитета. Но по-доброму, без зависти. Очень важно сделать всё, чтобы и приютские детки они ни в чём не нуждались под носом у Алесии.
— Всё пытаетесь разобрать эти записи? — Густав кивнул на большой дневник Канрата, лежащий у меня на коленях, и на ворох бумаг и заметок, разбросанных вокруг. Тыковка почтительно не стал их есть, но принялся за дырявую занавеску на окне.
— Канрат считал, что болота здесь не стихийные, — с кухни раздавался грохот посуды, сопровождаемый умопомрачительными ароматами. Вечер только недавно занялся, но казалось, что этот тёплый уют был всегда, навсегда и останется.
И плевать, что дом, хоть и чистенький, но требовал ремонта и обновления интерьера. И что я мило попиваю чаи с приведением. И что Тыковка сгрыз стойку балдахина, от чего на меня грохнулась вся верхняя конструкция кровати. Он потом, конечно, извинялся, даже притащил половинку свежеубитой мышки, но шишку никуда не денешь. И честно говоря, я отругала его только в целях профилактики.
— А когда ты откроешь свой магазин? — Сони пытался смастерить новую игрушку для Лалы. Выходило довольно-таки неплохо, теперь понятно, откуда у младшенького был тот самый маленький кинжал, с котором он и спал в обнимку, и купался, и ел.
Страшно подумать, скольких душевных терзаний принесло ему расставание с этой игрушкой.
— Послезавтра. Вы пообещали быть, помните?
— Ты хочешь, чтобы мы распугивали толпу? — Бахо в привычной манере ухмыльнулся. Его сарказм, нахальство и бахвальство — такая до боли знакомая защитная маска, что мне не нужно было даже задавать лишних вопросов, чтобы понять, о чём он говорит на самом деле. Соня и Бахо до сих пор воспринимают меня как ту, что в любой момент может вышвырнуть их отсюда, обратно на улицу, и перестать опекать приют. Не потому, что я такая злая и плохая, нет, а просто потому, что они не моего круга.
Да, так всё просто. Различия в происхождении здесь было каким-то основополагающим фактором везде. Девушку могли изгнать из высшего общества, а её семью позорно обанкротить, лишь потому, что она вышла замуж за человека, более низкого происхождения. И неважно, что он богат или добрейшей души человек, нет. Это попирание столетних традиций. Торговать с королевской семьёй могли тоже только те, у кого текла та самая голубая кровь, вот только обучаться ремеслу их вынуждала нужда. Многие отказывались прислуживать королевской семье и её свите, не терпя унижений. Лишиться богатства — это тоже своего рода приговор.
Про усыновление детей, да ещё и безродных, не могло быть и речи. Среди знати в принципе не было одиноких матерей, вдовушек с несовершеннолетними детьми быстренько отдавали замуж, на крайний случай, высылали родственникам. Что логично, ведь так? Какое воспитание они могут дать?