Макс Далин
Тракт. Дивье дитя
… Плакала Саша, как лес вырубали…
Глава 1
Егор вышел из леса, когда уже сгущались сумерки.
Еще стоя за деревьями и глядя на холодный красный закат, догорающий над черными вершинами, он вспомнил о сыче, который дремал у него на плече. Усмехнулся и легонько щелкнул сыча по клюву:
— Просыпайся, засоня!
Сыч распахнул желтые глаза и обиженно встряхнулся: он не выспался, с ним обошлись фамильярно, он чувствовал себя униженным.
— Не обессудь, приятель, — сказал Егор. — Тебе со мной нельзя.
Сыч демонстративно отвернулся. Егор осторожно снял его, хотя сыч сделал слабую попытку удержаться когтями за тулуп, и поднес к низко свисающей ветке. Сыч ухватился за ветку растопыренными лапами — ему больше ничего не оставалось, он был всерьез сердит на Егора и не желал это скрывать.
— Ничего, потом поймешь, — сказал Егор примирительно.
Потом распахнул тулуп и вынул из-под рубахи простуженную белку. Белка уже успела основательно согреться, но все-таки чихнула, попав на свежий воздух. Выпустил ее, и, решив разом со всем покончить, повынимал из всех карманов набравшихся туда полевок. Проверил на предмет полевок и скрипичный футляр, но туда они не полезли — посовестились.
Последняя полевка обнаружилась в рукаве. Вытряхивая ее, Егор вздохнул. Лесному народу не было дороги туда, куда он направлялся. От всей прежней жизни осталась только скрипка.
Покончив с прощанием, Егор вдруг почувствовал одиночество и тоску, почти страх. Лес впереди поредел и расступился; оттуда доносились запахи дегтя, лошадиного навоза, уставшей сырой земли — и эти запахи резали нервы, как тупое лезвие.
«Ты же домой идешь, — попытался Егор себе внушить. — Ну и что, что ты с давней поры там не был — пустяки это. Там тоже твой дом, там ты родился, хоть и уже и позабыл — что ж тебя тревожит? Глупо, глупо и есть…» — но тревога все равно не проходила.
«Ты же сам хотел, — сказал он себе уже с досадой. — Ты ж сам так порешил, чтоб тебя черти взяли! Тебе ж хотелось сделать доброе дело и заодно себя проверить, на что ты годен — так делай и проверяй, будь ты неладен! Или ты уже и струсил?»
Это помогло. Егор решительно отодвинул мохнатые лапы кедрача и вышел к дороге.
Дорога была именно такой, как Егор и представлял себе. Прошли дожди, земля размокла и расплылась, тяжелые колеса и подкованные копыта выбили в ней глубокие раны, полные грязной воды — дорога выглядела, как длинный загноившийся шрам, и видеть ее было больно.
Егор подавил судорожный вздох, перепрыгнул придорожную канаву и ступил на мертвую изувеченную землю…
Влас, прозванный Зюзею, сильно задержался в пути.
Недавние дожди превратили почтовый тракт в совершеннейший кисель — хоть хлебай его ложкой — и лошади еле плелись. Влас их понимал, не понукал — но уже темнело, спустился холодный туман, а до Прогонной оставалось еще версты три, никак не менее. Особой отвагой Влас не отличался, поэтому темнота его весьма огорчала. Лес по обеим сторонам дороги возвышался черными глухими стенами; любой шорох, любой скрип, топот и фырканье лошадей — все это звучало в лесной глуши таинственно и зловеще. Мнительной Власовой душе представлялись ужасные картины — притаившиеся в чаще разбойники, подкарауливающие неосторожного или запоздалого возчика, блестящие ножи у них в руках, их обветренные морды, обросшие бородами, дикие воровские слова, которыми они сообщают друг другу — вот, де, едет полоротый[1] на крепких лошадях…
Одинокая фигура, возникшая из тумана недалеко впереди, как будто из страшных мыслей вышла. И то сказать — разве добрые-то люди ходят вот этак? Незнамо кто впереди не шел даже, а брел гуляючи, нога за ногу, неспешно, барственно, вольготно, будто по губернаторшину саду прогуливался, а не по глухому тракту в самое душегубное время.
— Ты! — крикнул Влас вперед, обращаясь к тени в тумане. — Каков ты человек есть?
Тень несуетливо оглянулась, повернулась и такой же небрежной поступью пошла навстречу.
— Ты полегче, не замай! — закричал Влас так грозно, как только позволил севший голос. — Я, гляди-ка, берданку сейчас достану!
Прохожий рассмеялся, но не по-разбойничьи, а по-людски — беззлобно.
— Я, добрый человек, не злодей, — сказал он, подходя совсем близко. — Я — музыкант. Вот, скрипка у меня, гляди, — и протянул к Власу чудного вида черный чемоданчик.
— Музыка-ант… — протянул Влас несколько недоверчиво, но уже без страха. — А откудова, ты, музыкант, тут взялся?