Насколько «истории» эти правдивы, показывает мой образ жизни, моя специфическая судьба. Доминантой этой судьбы является глубокое одиночество, отрешенность от обыденной жизни.
Одиночество является тем реагентом, который доводит реальность до брожения, до выпадения в осадок фигур и красок.
1936
Письмо Анне Плоцкер-Цвиллих
Дорогая пани Аня!
Ничем не могу оправдать промедления, допущенного мной между получением Вашего письма и ответом. Думается, я не чувствовал в себе силы, чтобы развязать узел недоразумения, в котором — как мне показалось — Вы запутались, и мне хотелось отложить этот труд. Мне представляется, что реализм как исключительная тенденция копирования действительности — фикция. Не было никогда такого. Реализм стал кошмаром и пугалом не-реалистов, подлинным средневековым дьяволом, что яркими красками рисуется на всех стенах. Я предложил бы [воспользоваться] для определения реализма чисто негативным термином: это метод, который пытается поместить свои средства в границах определенных условностей, постановляет не разрушать некой условности, которую мы именуем действительностью, либо здравым смыслом, либо правдоподобием. В пределах этих границ у него остается достаточно широкий диапазон средств; насколько широкий, доказывает Манн, который исчерпывает все сферы, все геенны, не нарушая реалистической условности. Манн или Достоевский (перечитайте его «Двойника» или «Карамазовых») доказывают, сколь мало зависит от преодоления или сохранения линии реализма, что это вопрос просто-напросто жеста, позы, стиля. Если же мы хотим понимать под реализмом определенную приятность, обыденность описываемой действительности, то эти авторы являются категорическим опровержением подобного определения. С другой стороны, преодолением реалистической условности битва еще не выиграна. Само по себе преодоление реализма никакая не заслуга — все зависит от того, что достигнуто этим. Сознательное и целенаправленное нарушение реализма открыло определенные новые возможности, но не стоит обольщаться тем, будто владение подобным трюком освобождает нас от обязанности давать богатство содержания, представлять собственный мир. Ни один, даже самый гениальный метод не заменит усилий по созданию собственного содержания. Я как раз опасаюсь, что Вы стоите на дороге оппозиции, отрицания, что вместо того чтобы создавать что-то самой, Вы выискиваете, чего этот враг-дьявол не сделал, и что выискивание грехов и ошибок реализма мешает Вам в создании собственной позитивной продукции. Вы прекрасно знаете, что я ценю Ваше творчество и верю в Ваши возможности, и именно потому опасаюсь, что Вы замещаете собственное творчество, собственную работу — критикой реализма. Нереалистические методы уже завоевали себе право гражданства, им уже нет необходимости бороться за свое существование, за свой кредит. Им лишь следует доказать в своей сфере то, что реализм доказал в своей. И это будет наилучшим их оправданием. Те вещи, которые Вы мне читали, мне очень понравились. Мне хотелось бы, чтобы Вы набрались смелости, размаха для охвата более широких тем, для обработки с помощью этого метода больших масс Вашего внутреннего мира. В сфере творчества одна лишь правота не спасает. Я опасаюсь, что, достигнув верного и истинного постижения проблемы, Вы получили такую большую дозу удовлетворения, что потребность создавать что-то самой уснула.
Что касается анализа Манна, возможно, Вы частично и правы. Манн, быть может, не дает той конденсации восприятия, но зато многократно компенсирует это широтой и богатством своего мира.
Ни за что на свете я не хотел бы обескуражить Вас, однако не могу способствовать Вам в том, что считаю ошибочным. И тот факт, что я полемизирую с Вами, должен стать для Вас доказательством, как серьезно я к Вам отношусь. Я высоко ценю Ваши способности как живописца хотя в то же время осознаю собственную некомпетентность. В вопросах же литературных я дерзко считаю себя достаточно компетентным, что, кстати, подтверждаете и Вы — обращаясь ко мне с этими проблемами.
Мне чрезвычайно интересно, что Вы написали. Когда я смогу это прочитать? <…>