На капиталистическом рынке таких фальсификаций ежегодно рождается тысячи. Сам собой сложился специальный раздел науки — товароведение, учащий распознавать фальсифицированный продукт. И если бы все-таки выдан был патент, относящийся к подобным заменителям вина и меда, то, конечно, не на способ их производства — ведь продукты-то вредные! — а на способ разоблачения фальсификации. Скажем, способ распознавания добавки клея к меду. Предлагается такая хитрая реакция: водный раствор меда обрабатывают танином. Если появилась заметная муть, значит, кто-то порезвился — добавил в мед клейку.
Маяковский писал когда-то:
Поэт был прав, нет лучше масла, чем коровье, сливочное, так называемое «голландское» масло. Но в 1869 году французский химик Меж-Мурье изобрел заменитель сливочного масла из особенным образом обработанного бычьего сала. То был первый рецепт маргарина. Изобретатели стали совершенствовать маргарин, присоединяя другие добавки: яичный желток, соль, безвредную краску, вовлекая в производство говяжье, свиное сало, растительные масла: хлопковое, кукурузное, соевое, пальмовое, кокосовое. Гак как все ходовые сорта растительных масел — жидкие, то сначала их подвергают отвердению, гидрогенизации. Образуется «саломас» — масса салообразного вида.
Получился, в конце концов, сравнительно дешевый продукт, приобретший широчайшее распространение.
Фабриканты натурального масла нападали на маргарин, и его приходилось проверять и судить в клиниках лечебного питания. Приговоры были благоприятными. Калорийность и усвояемость маргарина признавалась близкой к коровьему маслу. Вкус хороший. Расстройств пищеварения нет. Правда, в маргарине отсутствуют витамины, так что лучше не давать его каждый день больным и детям. Но возможна витаминизация маргарина. Выходит, что те, кто работал над маргарином, помышляли не только о своей выгоде, но заботились о потребителе, человеке. Это — честная, полезная работа. А поэтому на способы совершенствования производства маргарина уже выданы и будут еще выдавать много патентов.
Существуют бесчисленные патенты на заменители. Очень многие из них выданы в тугие времена, большей частью в военные годы, когда требовалось чем-то заменить дефицитный продукт. В самом слове «заменитель» слышалось что-то вынужденное, временное, скудное, словно речь шла о темной заплате на светлом пиджаке. Подождем, мол, потерпим, переменится время, ликвидируется дефицит, заменитель посторонится, натуральный продукт войдет в прежние права.
— Натуральный шелк? — осторожно спрашивает покупатель про красивый материал.
Продавец цедит сквозь зубы:
— Нет, вискоза!
Но вот рождается в лаборатории новый заменитель — искусственное волокно — капрон. Оно искусственное, но с природным и сравнения нет.
Шелк непрочен.
А капрон не рвется.
Шелк стирают с трудом.
А с капрона пятна сходят, как со стеклышка.
Шелк подолгу сохнет, не желая расставаться с водой.
А с капрона вода стекает, как с гуся.
Шелк гладят с предосторожностями.
А капрон и не нуждается в глажении. Он разглаживается сам, когда высыхает.
Недавно во французском медицинском журнале промелькнули две статейки о том, что капроновая одежда от трения о тело электризуется и мельчайшие искорки, покалывая кожу, успешно лечат ревматизм. Впрочем, может быть, это не факт, а реклама!
Современные химики — конструкторы молекул — создают не только заменители природных веществ, но и новые волшебные вещества, небывалые в природе.
И если бы в магазине ответили: «Уже нет капроновых чулок, хотите шелковые?..», покупатель бы отвернулся. Такой заменитель ему не нужен.
Сельское хозяйство у нас на подъеме. Скоро будет много молока, много масла. Но не дремлет и пищевая промышленность. И кто знает, не придется ли скоро вот этаким образом перефразировать слова Маяковского: «Не уговариваем, но предупреждаем вас: голландское масло не лучшее из масл».
Не все, что взбредет в голову, не всякая выдумка, как бы она ни была нова и хитра, может считаться изобретением. Оно должно быть не только ново, но и полезно, целесообразно.
Целесообразность, полезность — это второй важнейший признак всякого изобретения.
И поэтому эксперты, перед тем как выдать патент, проверяют, целесообразно ли изобретение, не является ли оно затеей вредной или просто бесполезной блажью чьей-нибудь досужей головы.
Есть, однако, на свете лаборатории, где не хулиганы и умалишенные, а почтенные ученые-изобретатели разрабатывают вредные изобретения. Всю свою хитрость, выдумку, знания употребляют они для того, чтобы как-нибудь отравить, исковеркать, испакостить полезные, нужные людям вещи. И не против врагов своей страны приходится им вести эту разрушительную работу, а против своих же соотечественников, тех, что мирно проходят под окнами их лабораторий и играют с ними в гольф после трудного рабочего дня. Эти дикие изыскания ведутся в капиталистических странах. Изобретателей, состоящих на службе у капиталистов, толкает к ним гнетущая сила денег, порождающая уродливые отношения между людьми и уродливое отношение человека к вещи.
Заокеанская химическая фирма выпустила новую краску. Фирменные химики порядком потрудились над тем, чтобы сделать ее яркой, стойкой, безвредной, пригодной всюду. Краска понравилась, и ее мешками стали раскупать со складов фирмы.
Но доходы от мешков показались недостаточными фирменным воротилам. Они стали раскидывать умом.
«А нельзя ли на этом деле, — соображали они, — организовать еще одну денежную струйку, текущую в наш карман? Что, если взять да расфасовать сверх того наш товар по маленьким пакетикам с этикеткой «Специально для текстиля»? Отпечатаем этикетки покрасивее, пустим пакеты в отдельную продажу и начнем за них драть втридорога!»
Так и сделали: появились на прилавках пестрые пакеты.
Покупатели вначале поддались на обман и поверили, что в пакетах специальная краска для тканей. Они стали охотно переплачивать за пестрые пакетики, не догадываясь о том, что отлично можно красить ткани краской из мешка, запасенного для окраски забора.
Постепенно обман раскрылся. Пестрые пакетики начали сохнуть на прилавках. Фабриканты текстильных фабрик покупали краску в мешках и подсмеивались над драгоценными пакетами.
«Ах, вы так, — рассердились воротилы фирмы, — ну так мы вас проучим, джентльмены!»
Они вызвали фирменных химиков и сказали:
— Ваша краска слишком хороша для этих людей. Вам придется ее немного подпортить. Надо сделать так, чтобы все, что идет на рынок в мешках, не годилось для окраски тканей. Надо сделать так, чтобы им навеки запомнились наши мешки. Подмешайте в краску такое зелье, чтобы она им разъела валы ситцепечатных машин!
Химики вернулись в лабораторию портить свою краску. После долгих трудов получили продукт, безусловно вредный для ситцепечатных машин.
Воротилы по-прежнему в тревоге:
— Ведь остались, наверное, негодяи, которые сами красят, распускают краску в тазу. Небось, тоже покупают мешки! Надо и их отучить от этой манеры. Сделайте так, чтобы краска линяла отвратительным образом: пятнами, полосами, подтеками… Пусть и этим навеки запомнятся наши мешки.
Снова вернулись химики в лаборатории портить свою краску. После длительных опытов получили безусловно линючий продукт.
Воротилы говорят:
— А все-таки мы не спокойны. Все-таки кто-нибудь да покупает наши мешки для того, чтобы красить ткани! Подмешайте, к краске такую отраву, чтобы она раздражала тело, чтобы тело от крашеной одежды стало чесаться и зудеть. Тогда наше сердце успокоится.
В третий раз вернулись химики в лабораторию портить свою краску. Отмобилизовали всю свою выдумку, весь свой научный опыт. Наконец, получили не только линючий и едкий, но и безусловно ядовитый продукт.