3. В самом деле, в действиях советника (придворного) и стратега есть много общего. Любой дипломат, работает ли он за границей, заключая союзы, или внутри страны, стремясь привлечь к своим действиям внимание государя, должен начинать со строгой оценки ситуации – «взвесить» соотношение сил в политическом плане, «тщательно расчитать» с психологической точки зрения внутренние склонности партнеров (Гуйгу-цзы, гл.7, «Чуай»). Расчет соотношения задействованных сил осуществляется посредством некоторых условных правил, которые, призваны очертить ситуацию во всех ее аспектах: определить размеры княжеств, оценить их демографическую мощь, определить их экономический вес и природные богатства. Важно также изучить, кто находится в более благоприятных топографических условиях, у кого успешнее стратегия с точки зрения отношений между государем и министрами. Или еще: оценить, на каких союзников можно рассчитывать, к кому больше тянется народ и кому были бы выгодны потрясения в стране (об этом речь идет также в гл.5 «Фэй цянь»). Отвечая систематически на эти вопросы и сопоставляя полученные данные, политический деятель, советник государя, собирает сведения о наличных действующих факторах, достаточные, чтобы быть уверенным в результате начатой операции (и если он сталкивается с некоторой «неадекватностью», он рассматривает ее как неизбежное следствие того, что он не знал всей ситуации (гл.З, «Нэй цянь»). По отношению к государю оценка должна строиться на знании того, что он любит и что ненавидит: это нужно, чтобы понравиться ему. В случае, когда удается снискать благосклонность государя, можно обращать его действия в свою пользу, руководить им. По отношению к другим людям важно принимать во внимание их разум, способности и настроения, которые можно использовать с целью манипулирования этими людьми.
Здесь тоже нет никакого смысла составлять план или устанавливать какие-то нормы для управления своим поведением, ведь если мы хотим иметь преимущество перед другими и распоряжаться ими по своему усмотрению, то у нас нет другого пути, нежели как подлаживаться к ним, тщательно изучив предварительно все их черты, чтобы использовать их: если я знаю нравственные принципы этого человека, в силу которых он безразличен к богатству, я не могу прельстить его прибылью, но могу, напротив, сыграть на них, чтобы подтолкнуть его на расходы; если он достаточно храбр и пренебрегает опасностями, мне никак не удастся запугать его, но зато по моей воле он может идти навстречу гибели и т.д. (гл.10, «Моу»). В древнем трактате по дипломатии в полном объеме анализируется все это до мельчайших подробностей. Указывается, например, каким образом я, постоянно подлаживаясь к другому, но никогда не напрашиваясь к нему в союзники, и следовательно, никогда не встречая с его стороны ни сопротивления, ни настороженности, смогу постепенно расширить сферу своего влияния и впоследствии управлять этим «другим». В результате бесконечно гибкой дипломатии я сопровождаю его везде и всюду; никоим образом не перегибая палку, я становлюсь необходимым в конкретной ситуации; ничего заранее не предопределяя, я «модифицирую» свое поведение в соответствии с колебаниями партнера; если он что-то узнает, я «подтверждаю это как правду», если он что-то говорит, я «превозношу это как самое важное», если в его власти что-то осуществить, я делаю так, чтобы это осуществилось; если он к чему-то испытывает отвращение, я «приспосабливаюсь», если же он боится, я «ухожу в сторону» и т.д. Другой, таким образом, развивается как бы находясь в состоянии постоянного согласия с окружающей средой (со мной), от чего он лишается нужных средств к самостоятельному существованию и начинает повиноваться моим приказаниям.
По отношению к другому (и это особенно важно, если этот другой - государь) я, не спуская с него с глаз, не иду на риск, ничего заранее не планирую и не навязываю, но так тонко чувствую обстоятельства, что они всякий раз дают мне повод для извлечения выгоды. И чем больше я даю себе волю, чем больше отдаюсь на волю обстоятельств, тем ощутимее мое превосходство. На этот счет можно привести образ мудреца: он «вращается», как шарик, и все время ищет то, что «адекватно», не зацикливаясь ни на каком плане, не увязая ни в каком проекте. Он проводит «бездонную» стратегию, «неизмеримую» для других, «неисчерпаемую» для него самого. Подобные размышления о дипломатии снова логично подводят нас к идее потенциала ситуации (то же понятие ши). Потому что сила власти, которую я обретаю над другим, обязана своим появлением не моим усилиям, ни тем более удаче (оба эти фактора не работают), а просто-напросто способу, которым я умею добиваться успеха в любом деле: я опираюсь на основополагающие факторы, вычлененные мною в ситуации и работающие на меня. В этой области формула: «нужно установить потенциал ситуации, чтобы управлять вещами» (гл.5, «Фэй цянь») играет такую же решающую роль, как и в военном искусстве. А чтобы установить этот потенциал, вначале следует, как мы уже видели, самым тщательным образом оценить ситуацию (в дипломатическом контексте: выявить своих сторонников, изучить их мнение, послушать, что говорится «внутри» и «снаружи» и т.д.). И результатом такого потенциала, накопленного всем ходом развития ситуации, будет четко сформулированныйвывод: такой-то политический деятель обречен на успех и превосходство (глава: «Бэньцзин инь-фу). Ибо потенциал – это и есть то, что отделяет «успех» от «провала»; это тот фактор, который силой своей «власти» влияет на весь ход развития. Мы, таким образом, возвращаемся к примеру с камнями, которые катятся с вершины горы, и делаем вывод: «потенциал ситуации приводит к тому, что реальная действительность не может оставаться такой, какая есть»: есть дипломатическая конфигурация, точно так же, как есть стратегическая конфигурация, и объективные условия, которыми они управляются, также являются предопределенными. 4. Представим себе теперь потенциал ситуации в рамках определенной социальной и политической организации: он выражается в позиции силы (ши), власти, в то время как разность уровней, обеспечивающая эффект (вспомним камни, лавиной несущиеся со склона), соотносится с иерархичностью. Потенциал создает «уклон» для подчинения, от него зависит предпринятое нами восхождение: используя свое положение «сверху», мы добиваемся возможности быть услышанными своими подчиненными. Это не зависит ни от достоинств личности, ни от прилагаемых усилий, ни даже от стремления быть услышанным. Это не зависит даже от того, вкладываем ли мы все наши силы в это одно дело или же разбрасываемся. Склонность к подчинению вытекает исключительно из занимаемого положения. Короче говоря, не личность, а место обеспечивает эффект. Таким «местом по преимуществу», местом, создающим авторитет, является престол государя. Вот почему в связи с понятием «сильной позиции» в китайской мысли конца периода древности зарождается стремление превратить престол как таковой в источник абсолютной власти. Но обосновывается это совершенно иначе, чем это могло бы показаться со стороны, совсем не так, как эту же идею формулировали другие мыслители в Китае, например конфуцианцы с их отсылками к трансцендентности, рассуждениями о божественной воле, и уж вовсе не исходя из общественного договора, призванного привести к общему порядку, – а только ради эффективности как таковой. Порядок во всей империи обеспечивается достаточной силой власти монарха, которой он наделен в силу своего высокого положения: всего лишь естественная склонность чисто объективного характера, вместо той случайной данности, которую представляет собой человек с его ценностями. Защитники такой авторитарной власти, очень неудачно названные «законниками», «легистами» (их концепция совершенно не соответствует нашим представлениям о законе, за которыми они видели только власть, но не право), пытались заблокировать потенциал ситуации, сосредоточить его в позиции одного человека, одиноко стоящего на вершине, – монарха, и тем самым преобразовать политические отношения в духе чистой идеи власти. Разноуровневость, иерархичность, определяющая потенциал, сохраняется, но опорная ситуация, находя свой эпицентр в фигуре государя, становится неподвижной. В высшей степени подвижная, она останавливается в одном исключительном месте: народ возносит своего князя, как будто несет на вершину горы поленья для костра, способного охватить всю вершину (Хань Фэй-цзы, гл.14, «Гун мин»). Как мыслится тот командный пункт, откуда исходит безграничная п