*
Количественное и линейное смешиваются друг с другом. Качественное многовалентно, количественное однозначно. Разбитая жизнь становится линией жизни.
Сияющее восхождение души к небесам сменилось клоунскими перспективами будущего. Любой момент больше не излучается в циклическом времени старых обществ; время – это нить; от рождения до смерти, от воспоминаний о прошлом к ожиданиям будущего, вечное выживание тащит за собой последовательность моментов и гибридного настоящего в равной мере перегрызаемого временем, которое ушло и временем, которое грядёт. Чувство жизни в симбиозе с космическими силами – это чувство одновременности – открыло перед нашими предками радости, которые наше преходящее пребывание в этом мире затруднилось бы нам дать. Что остаётся от такой радости? Временное головокружение, попытка идти в ногу со временем. Существо своего времени, как говорят о себе те, кто делает из него коммерцию.
Не нужно сожалеть о циклическом времени, времени извержения мистики, но неплохо было бы внести в него поправки, поставив в его центре человека, а не божественное животное. Человек не находится в центре настоящего времени; он является в нём лишь точкой. Линия времени состоит из последовательности точек, в котором каждая из них взятая вне зависимости от других, как абсолют, хотя и вновь и вновь повторяемый абсолют. Поскольку они все находятся на одной и той же линии, все действия, все моменты принимают одну и ту же значимость. Вот где обретается прозаичность. Царство количественного – это царство одного и того же. Абсолютизированные клетки, разве они не взаимозаменимы? Отделённые друг от друга – и таким образом отделённые от самого человека – моменты выживания следуют друг за другом, напоминая друг друга, подобно тому, как следуют друг за другом, напоминая друг друга специализированные виды поведения, соответствующие им, роли. Любовью занимаются точно так же, как ездят на мотоцикле. У каждого момента есть свой стереотип, и фрагменты времени импортируют фрагменты людей в неисправимое прошлое.
Чего ради метать нанизывать жемчуг в надежде произвести колье воспоминаний! Если бы изобилие жемчужин могло разорвать нать, но нет. Момент за моментом, время течёт, всё утрачивается, ничего не создаётся…
Я хочу не последовательности моментов, но одного грандиозного момента. Переживаемой тотальности, которая не знает продолжительности. Нависающее время, в котором пребываю я является лишь временем моего старения. И тем не менее, поскольку для того, чтобы жить нужно также выживать, в этом времени, само собой, коренятся виртуальные, возможные моменты. Объединять моменты в федерацию, извлекать из них удовольствие, добиваться сдерживания обещаний жизни, уже становится уроком в построении «ситуаций».
*
Индивидуальные линии выживания пересекаются, сталкиваются и сочетаются. Каждая устанавливает пределы перед свободой других, проекты аннулируют друг друга во имя собственной автономии. Такова основа геометрии фрагментарной власти.
Люди верят, что живут в этом мире, и фактически распределяются в одной перспективе. Уже не в одновременной перспективе первобытных художников, но в рациональной перспективе Возрождения. Взгляды, мысли, действия, с трудом избегают притяжения приказывающей им и правящей их удалённой и удаляющейся точки; расставляющей их по местам в общем спектакле. Власть это величайший урбанист. Она фрагментирует частное и общественное выживание, она закупает по низкой цене пустующие земли, допуская строительство только в соответствии со своими нормами. Она сама строит для того, чтобы экспроприировать у каждого его собственную шкуру. Она строит с тяжеловесностью, которой завидуют строители её городов, превращающие старинные обиталища святой иерархии в зоны менеджеров, кварталы служащих и рабочие районы (как Муран).
Переустройство жизни, преобразование мира: одна и та же воля.
11 глава «Абстрактное посредничество и опосредованная абстрактность»
Реальность сегодня заключена в метафизике как когда–то она была заключена в теологии. Способ видения, навязанный властью, «абстрагирует» посредничество от его изначальной функции, которые заключаются в продлении переживаемых потребностей в реальности. Но посредничество никогда не теряет фактического контакта с жизнью, оно сопротивляется притяжению авторитарного лагеря. С точки сопротивления хорошо обозревается субъективность. До сих пор, метафизики лишь организовывали мир, который можно изменить лишь наперекор им (1). Царство гарантированного выживания медленно подрывает веру в необходимость власти (2). Так объявляется растущее отрицание тех форм, что правят нами, отрицание их властвующего принципа. (3) Радикальная теория, единственная гарантия последовательности этого отрицания, распространяется в массах постольку, поскольку она развивает их спонтанную, творческую созидательность. «Революционная» идеология является теорией, усвоенной начальниками – Слова существуют на границе между волей к жизни и её подавлением; их польза определяет их смысл; история контролирует способы её использования. Исторический кризис языка является знаком возможного преодоления в сторону поэзии действия, в сторону большой игры знамениями (4)
1
Что это за тупик, в котором я могу лишь потеряться в поисках самого себя? Что это за экран, отделяющий меня от самого себя под предлогом моей защиты? И как мне найти себя в этой рассыпающейся мозаике, из которой я состою? Я двигаюсь вперёд в сторону не знаю какой неуверенности в том, что я когда–либо познаю себя. Вся эта тропинка словно бы уже лежит передо мной, словно мои мысли и эмоции укладываются в контуры ментального пейзажа, который они думают, что создают, но который на самом деле моделирует их. Абсурдная сила – тем более абсурдная, что она записана в рациональности мира и кажется неопровержимой – заставляет меня прыгать без остановки чтобы достичь твёрдой почвы, которую мои ноги и не думали оставлять. И благодаря этому бесполезному прыжку к самому себе, моё настоящее ускользает от меня; чаще всего я живу в отрыве от настоящего себя, в соответствии с ритмом мёртвого времени.
Удивительно насколько мало, на мой взгляд, люди видят как мир принимает, в определённые эпохи, формы господствующей метафизики. Вера в Бога или дьявола, настолько эфемерная сама по себе, превращает призраки и того, и другого в живую реальность как только коллектив начинает их считать настоящими достаточно для того, чтобы вдохновлять тексты его законов. Точно так же, глупое различие между причиной и следствием смогло править обществами, в которых человеческое поведение и общие феномены были изучены в терминах причины и следствия. И всё же сегодня до сих пор, человек не должен недооценивать аномальной дихотомии между мыслью и действием, теорией и практикой, реальным и воображаемым… Эти идеи являются организационными силами. Мир лжи – это реальный мир, в котором убивают и гибнут убитыми, лучше не забывать об этом. Хорошо иронизировать о загнивании философии, современным философам со знающей улыбкой, прикрывающей посредственность мысли: они знают по крайней мере, что мир всё ещё остаётся философской конструкцией, великим идеологическим конфузом. Мы выживаем в метафизическом пейзаже. Абстрактное и отчуждающее посредничество, отдаляющее меня от самого себя ужасно конкретно.
Кусок Бога, пожалованный человеку, Милосердие, пережил самого Бога. Оно стало светским. Оставив теологию ради метафизики, оно осталось инкрустированным в индивидуального человека, подобно провожатому, роду внутреннего правления. Когда фрейдистский образный ряд вешает чудовище Сверх–я над дверью я, он не столько поддаётся соблазну излишнего упрощения, сколько отказывается продолжать поиск дальше – в социальном происхождении ограничений. (Что хорошо понял Райх). Из–за того, что люди отделены не только друг от друга, но и от самих себя, ими может править угнетение. Что отделяет их от себя и ослабляет – это фальшивые связи, объединяющие их с властью, укреплённой благодаря этому и избранной ими в качестве защитника, в качестве отца.
«Посредничество», сказал Гегель, «это тождественность самому–себе–в–движении». Но в движении можно утратить себя. И когда он добавляет: «это движение умирания и становления», нет ни одного слова, которое можно было бы изменить, чтобы радикально изменился смысл в соответствии с перспективой, в которую помещены эти слова: перспективой тоталитарной власти или тотального человека.