Небо больше не будет отделено от земли, и воды не будут собраны в одно место, мы все будем наслаждаться совершенством, погруженные в самих себя, а я могу только страстно надеяться, что я так и не пробужусь из этой спячки, иначе меня поглотит со всеми потрохами тоска по моей родине, бесконечному Космосу возможностей, и сам Бог не сможет утолить мою печаль по окончательно утраченной юности. Но пока еще время принадлежит мне, и я буду обращаться с ним крайне бережно, чтобы оно не утекло до той поры, когда Бог потребует его назад. Вот это, а именно разбазаривание времени, было бы самой большой глупостью, и нескончаемая скука была бы самым подходящим наказанием за нее, причем с немедленным приведением приговора в исполнение без каких-либо шансов на помилование.
Во всяком случае, мир, где отсутствует время, а без него нет движения, и поэтому нет энергии, и, стало быть, нет событий и переживаний, не назовешь иначе, чем Ничто, так как если нет энергии, то нет и материи, ибо только энергия удерживает материю и только материя несет в себе энергию, словно серафимы трон Бога (или это были херувимы, я вечно все путаю), а место, где полностью отсутствует материя, обычно определяют словом «ничто». Но как же можно этому радоваться и, главное, вожделеть прихода Ничто? Да, кто-то может этому радоваться, но я не могу, даже если в данный момент на меня нападет неодолимая усталость, ведь я, в конце концов, отнюдь не молод, но не для того я пробивался в трудах и страданиях сквозь хитросплетения Хаоса, чтобы затем только отдыхать.
В своих исканиях Бога люди, однако, идут довольно странным путем, разве не утверждали некоторые, что Бог — это сплошное Ничто[71]. Его не трогают такие понятия, как «здесь» и «сейчас». Мне лично всегда удавалось понять, почему и зачем людям приходят в голову такие мысли, ибо они так быстро забывают Бога, который постоянно отсутствует и которого можно обозначить как deus absconditus (лат., неведомый, сокрытый Бог. — Прим. пер.). С глаз долой — из сердца вон, поэтому взывать к Нему полностью бесполезно, а посему можно очень просто представить Его как Ничто, если люди с их ограниченным интеллектом вообще могут думать о том, что такое Ничто (ничего не думать значительно проще, это люди в своей истории доказывали довольно часто).
Все бы хорошо, но люди, додумавшиеся до такого, выбрали чересчур запутанные пути. Они думали, что Бога просто нельзя себе представить во всем Его великолепии могуществе как Нечто, то есть сущность, определенную и ограниченную в пространстве и времени; но если уж представлять Бога, то Он выходит за границы мысли и знания, и при этом нельзя полагаться на человеческое восприятие, скорее Бога можно предположить как противоположный полюс этого жалкого мира, как не имеющее сущности, безымянное Ничто. С другой стороны, Бог не может быть всем, так как если все наполнено Божественным бытием, не остается места для каких-либо других видов Бытия, что, как я хотел бы заметить, соблазнило некоторых глубоких мыслителей к столь же глубокой мысли, что Сотворение этого мира стало возможным лишь в тот момент, когда Бог удалился из него.
Вывод, который хотя и близок к истине, но на один маленький квант отклоняется от точного попадания, ибо одного только ухода Бога никогда и ни при каких обстоятельствах недостаточно, чтобы создать даже самый маленький мирок. Или же они на полном серьезе хотят уверовать в то, что мир, после того как Бог удалился, может возникнуть сам по себе, без творца, в порядке самозарождения или в результате громкого хлопка? Но для людей такой вывод стал бы поистине катастрофическим, ведь им некого было бы объявить ответственным за все недостатки этого мира и все их недовольство выливалось бы в пустоту, как раз в Ничто. Поэтому люди вспомнили о своей логике и стали с чистым сердцем утверждать, что если Бог не может быть ограниченным Нечто или всеобъемлющим Все, тогда для Него остается только категория Ничто, что мы, в конце концов, должны были доказать.
Вот так высказался в свое время Дионисий Ареопагит[72], которого мы упомянем здесь с чувством глубокой печали, поскольку он был все-таки милым человеком, который, правда, не имел представления ни о чем и потому мог растолковать все. Так вот, милый Дионисий, как его называли друзья, говорил, что Бог не есть душа или дух, фантазия, представление или разум, что Он не имеет числа, порядка, величины или малости, никакого равенства или неравенства, что Он не видит, не движется, не покоится, силы у Него нет, и сам Он не сила и не любовь, что не обладает Он разумом, не имеет имени или знаний, не является тьмой или светом, заблуждением или истиной, Он, собственно говоря, вообще не есть то, что мы (он, конечно, имел в виду прежде всего себя) или кто-то другой может познать, так говорил милый Дионисий, и ничего лучшего он не знал, а я на эту тему высказываться не стану.
71
Представление о том, что мир — это просто Ничто, не в последнюю очередь, исходит из христианской мистики и имеет место в философии Мейстера Экхардта (1260–1328). В иудаистской мистике речь идет о tehom, пучине Небытия, которая в то же время является местом обитания Бога, куда Он удаляется от дел; в этой же связи употребляется понятие hoshek, мрачная бездна, откуда пришел Бог, чтобы сотворить мир. У Жан Жака Руссо в «Новой Элоизе» мы находим чрезвычайно странное выражение: «hors IʹEtre existent par lui-même, il nʹy à rien de beau que ce qui nʹest pas».
72
Дионисий Ареопагит. Согласно церковной традиции, Дионисий, обращенный в христианство Павлом, становится первым епископом Афин (Деяния Апостолов 17:34). В этой связи больший интерес представляет собрание текстов, изданных позднее с использованием его имени неизвестным автором — Псевдо-Ареопагит — и которые в результате религиозного спора в Константинополе в 533 г. сыграли большую роль в становлении католической научной системы. На эти тексты, а не на историческую личность, дается здесь ссылка.