Кроме того, — продолжил господин Смерть свою речь, — они все очень старались, когда писали о Боге и мире, смерти и Дьяволе, и всегда находили новые идеи, о которых в этом мире до того никто ничего не знал, и все удивлялись, пока определенные круги, о которых здесь и сейчас говорить не следует, не решили, что написанного уже достаточно. Ведь если каждый полагает, что он может взять из написанного то, что ему нравится, то те самые определенные круги оказываются в тяжелом положении, ибо они не могут ответить на вопросы по поводу написанного, которые сыпались на них отовсюду, поскольку они не знали даже, что это вообще было написано.
Он говорил, что с тех пор, как было решено обучить искусству письма не только мудрецов, но и всех людей, будь то мужчина или женщина, любой Иванушка-дурачок мог быстренько написать что-нибудь, а затем самовлюбленно и тщеславно указывать, что это написал он. Для Смерти все это ровным счетом ничего не значит, так как он приучен верить только тому, что он видел собственными глазами и воспринимал своими чувствами, и его всегда удивляло, как слепо доверяют люди написанному, вместо того чтобы самим увидеть, услышать, потрогать. Ведь с этого момента человек пробудился бы от своей дурости и начал понимать самого себя и мир, в котором он живет, и начал бы в нем обустраиваться.
Ни теперь, ни во все будущие времена Смерть не желает больше слушать о том, что это, дескать, написано, и даже если речь идет о конце всех дней, который отстоит от нас довольно далеко, он сегодня не желает об этом ни слушать, ни говорить.
Кстати, все это было изложено в неподобающих словах, которые обычно он употребляет крайне редко, ибо Смерть вообще довольно спокойный парень, который не поднимает шумихи вокруг себя и своих талантов, что его приятно отличает от других существ и, прежде всего, от людей. Можно представить себе мое удивление, даже испуг, когда я увидел Смерть в таком возбужденном состоянии, сам я упрекал себя за то, что перевел наш разговор, хотя и в шутку, на такие рельсы. Вот в такие моменты я начинаю понимать, почему люди назвали меня Diabolos.
Поэтому дозвольте мне напоследок небольшой экскурс, который для меня по определенным причинам очень важен: именно здесь и сейчас я должен просветить людей относительно того, что Дьявол и Смерть, что бы ни писали, не одно и то же лицо; это можно уяснить себе хотя бы из того, что мы время от времени встречаемся друг с другом за столом и при этом бурно дискутируем, о чем я только что написал. Бог, напротив, настаивает всегда на своем Триединстве, правда, никто до сих пор не слышал, чтобы Он о чем-нибудь и когда-нибудь поспорил со своим Сыном или Духом.
Я, как это было всегда и остается теперь, отличаюсь от моего доброго старого друга по имени Смерть, и если в этой связи все-таки хотят указать на злого демона Аримания (Kakodaimon Arimanius, лат. Genius malus, в астрологии — двенадцатый небесный дом, Преисподняя, Нижний мир. — Прим. пер.), о котором написано, что он и Смерть, и Дьявол, то на это я отвечу, что тут вкралась опечатка, а в виду имеется Ахриман, что опять же является всего лишь именем, которое дали мне на Востоке, не спросив заранее моего разрешения.
Нет, вещи всегда нужно четко различать друг от друга: Дьявол есть Дьявол, а Смерть есть Смерть, следовательно, нам нужно дать различные имена, поскольку мы отличаемся друг от друга, при этом добавлю, ибо меня об этом часто спрашивают, что Смерти абсолютно безразлично, какое имя дадут ему люди — Асто-Видату, костлявым мужиком, который уже в момент зачатия накидывает человеку на шею смертельную петлю, Маргом или Хароном, причем в этой связи Смерть настаивает, чтобы его ни в коем случае (могу это подтвердить) не изображали с птичьим клювом, заостренными ушами, змеями на голове вместо волос, а также с крыльями, кроме того, он очень редко использует в своей работе молот. Также он не любит, чтобы его называли Персу, но в этом случае люди правы, поскольку мой добрый друг действительно любит надевать на работе красную шапку и черную маску, что само по себе имеет эстетическое обоснование, ибо я не выдам большой тайны, если скажу, что он довольно тщеславен.
Коль скоро я подошел к этой теме, хочу еще рассказать, что Смерть отдает предпочтение собакам, и не потому что они очень вкусные, как это установили люди на Востоке, а потому, что собака, как таковая, лучше всего годится для роли посланника и сопроводителя души. И это люди со временем узнали, поэтому они делают собаку поводырем для слепых, чтобы она быстрее привела их к предначертанному судьбой. Поскольку Смерть любит собак, он иногда является в их обличии, и тогда его называют Анубисом с головой шакала, или Хентименти, или Хун Ахау, или Упуат, так как люди везде разные и дают одним и тем же вещам разные имена. Собственно говоря, для собаки вообще большая честь, что ее соотносят с такими важными особами, как Смерть. Но самим собакам это не нравится, они постоянно жалуются мне, что люди по этой причине не желают открыть им доступ в Рай и ставят их тем самым в один ряд с развратниками, убийцами, идолопоклонниками и лжецами, к которым собаки никак не относятся, как они часто подчеркивают, и я нахожу, что они правы. На это я отвечаю, что не людям дано решать, кто будет принят в Рай, и судить об этом будут совсем другие силы, я утешаю собак тем, что им не придется отвечать на пятнадцать вопросов, и это собаки воспринимают с удовольствием, поскольку после изгнания из Рая они не ждут ничего хорошего от этого мира.