А чуть в стороне, подле разбитого в дребезги кухонного окна, на разбросанных по паркету осколках стекла в луже крови с раскроенным черепом лежала огромная серая крыса с повязанной на шее красной шелковой лентой.
– Представляешь!? – взволнованно застрекотала девушка, продолжая неумело колдовать над увечьями молодого человека, и одновременно глядя на Алену округленными глазами. – Эта гадость, разбив собою, стекло впрыгнула в комнату и бросилась на нас с Сашей. Разве ты не слышала шума? Она Сашку едва не загрызла. К счастью он все-таки смог ее убить… гадину....
Девушка еще что-то там оживленно тараторила, глотая слова, но Алена ее уже не слышала. Онемев, она остекленевшими зрачками смотрела на распластавшийся обмякший труп крысы. Оборванные разрозненные картинки забытого детства побежали перед ней, бессвязной вереницей, словно кадры затертой порезанной кинопленки, складываясь в единое целое. Неожиданно девушка узнала эту красную шелковую ленту на шее животного, и что-то внутри нее перевернулось, похолодело, сдавив дыханье невыносимой отчаянной тоской, будто сейчас умерла какая-то частица ее самой. Ибо только теперь она вдруг по абсолютно не ясной причине вспомнила и эту ленточку, и крысу, и ту унылую улицу, отчего тут же стало ей нестерпимо больно. Слезы выступили влагой на чистых больших небесно-голубых очах, покатились тонкими струйками вниз по щекам.
– Кися.... – тихим дрожащим голосом робко произнесла Аленка.
Склонившись над убитым зверем, девушка нежно провела пальчиками по грубой серой шерстке, не ощущая под ней присутствия жизни, лишь мертвый холод трупа. То единственное из всех существо, что по настоящему было с ней рядом, умерло, и Алена внезапно почувствовала, что отныне осталась одна.
Однако молодой человек и девица взирали на Аленку озадаченными глазами, не понимая, что с ней:
– Ален ты что? Ты в порядке? – настороженно наперебой осведомились оба.
Но Алена не обращала на них ни какого внимания.
Осторожно подняв крысу на руки из кровавой лужи, она словно грудное дитя ласково прижала бездыханное существо к себе. Аленка не знала, что ей делать дальше, но что-то внутри заставило ее просто уйти, оставив за собой не запертой дверь.
Утренние лучи, ледяного восходящего солнца, раскрашивая город бледно розовыми красками, прорезались из-за каменных высотных зданий, весело радостно переливаясь мягким светом на камне, делая его необычайно прекрасным и завораживающим. И протягивая ветви к рассвету, березовые деревца встрепенув звонкую листву также насыщались неповторимой аурой. Воздух даровал необычайное блаженство своей легкостью, отчего ранние пташки воробьи стремились насладиться сполна полетом в его кристальном пространстве, задорно щебеча гимны солнцу.
Тяжелая железная дверь одного из панельных зданий протяжно грохнула в утренней тишине. Из подъезда, окунувшись в утреннюю прохладу, пока еще чистого немного разряженного кислорода, вышла молоденькая девушка в одном легком махровом халатике и поношенных стареньких потертых тапочках, бережно держа в объятьях мертвую крысу. Она не чувствовала холода, как будто пребывая в состоянии глубокого транса. Капли слез бежали по бледной белоснежной коже щек. И подобно убаюканная, крыса мирно спала в вечном забвенье на дрожащих берестах рук Алены. Но то был не сон и даже не банальное забвенье, поскольку то была смерть. И понурив голову, Аленка медленно направилась вдоль по безлюдной улице тихонько плача....
VI
Да надо признать господин наш Вельзевул, да запечатлеется имя твое черною славой в веках, что эта крыса сумела вырвать душу девушки из ваших когтей....
VII
О, князь бесовский повелитель наш Вельзевул, вот и закончен мой скромный рассказ. Надеюсь, что пришелся вам он по вкусу. Однако касаемо критики прошу вас о всемилостивейшем снисхождении. Как прошу о том же тех, кто также услышит сие повествование из моих или иных уст, иль просто почерпнет из неразборчивых подернутых ветошью строк. Не судите повествователя строгой критикой ибо, не взирая на мистичность и неправдоподобность неких моментов, рассказ мой есть самая достоверная правда. Жаль лишь, что подтверждением служит только мое слово, но верьте ему, ибо я не проронил не слова лжи. А кто все ж буде хулить сие повествование тот попросту ни чего не осознает, прозябая в кошмарном неведении глупца, верящего в единство первоначал и не предопределенность судеб.
Однако строки эти не носят нравоучительного характера, и не ставят целью обозначить слабости человеческие с несовершенством да мелочностью людского бытия. Я, служитель великой Клио чертил, письмена сей красной шелковой ленты, лишь отражая на пергаменте то что, фиксировал в фокус мой постаревший зрачок. И посему на последок осмелюсь сказать, что зачастую люди гаже крыс, нет ни добра, ни зла, ибо нет меж ними четкой опосредованной грани, нет тьмы, равно как и нет света, и ответит каждый за грехи отцов, так как дети отвечают за наши грехи.... и не нужно винить небо в бедах, и горестях своих ведь в них мы виновны сами, поскольку служим господину навозной кучи, бесовскому князю Вельзевулу.