И в то же мгновение оборонительный вал ожил, сотни выстрелов, где залпом, где вразнобой ударили навстречу мчавшимся прорвам. Не сбавляя шага, те по инерции пронеслись еще несколько метров. Шмяк! Нога одного из них провалилась под землю и застряла между двух утыканных колышками деревянных пластин. Хрясь! Еще одна доска подскочила, ломая ногу бегущего в коленном суставе. А новые залпы все гремели навстречу захлебнувшейся атаке. И даже здесь, на холме, Лешага слышал победные крики чешуйчатых. Те палили и палили, не жалея патронов, тем самым вызывая у Лехи болезненную гримасу.
В отличие от вошедших в раж обороняющихся, он видел, что зверолюды больше не атакуют, не отступают, не прячутся, да что там, сами не знают, что делать. Без смысла, без всякого порядка бродят под выстрелами, то и дело бросаясь на тех, кто рядом, и попадая в ловушки и волчьи ямы. Скулят, огрызаются друг на друга, падают, обливаясь кровью, но им абсолютно нет никакого дела до селения и его жителей. Такого Лешаге прежде видеть не доводилось.
— Эй! — он дернул обмякшего в его руках пленника. — Ты там живой?
Пучеглазый слабо дернулся, выражая недовольство столь грубым обращением.
— Живой, — констатировал Леха. — Говори, паскуда, где Бурый?
Глава 6
Поселок кипел, сотрясаясь от радостного возбуждения. Оборонительная насыпь была густо утыкана кольями, на каждом из которых торчала отрубленная голова зверолюда с окоченевшей в последнем яростном оскале пастью. Тела жутких тварей валялись по ту сторону вала, ожидая решения своей посмертной участи. Пока же вокруг них, бросая камни в поверженных врагов, кружила чешуйчатая ребятня, отпугивая негодующих жесткокрылых падальщиков. Стража такое веселье удивляло, он помнил слова учителя: «После того, как враг убит, подумай, чему он научил тебя». В своем родном селении, казавшемся уже едва ли не вымыслом, Леха не понимал Старого Бирюка, но со временем привык мысленно возвращаться к ушедшим событиям, шаг за шагом восстанавливая их в памяти и стараясь понять внутреннюю логику, оценить действия как свои, так и противника.
Нынче он чувствовал себя глубоко разочарованным. Сотни убитых волкоглавых ничего для него не значили, как, впрочем, и уцелевшее селение. Но вот Пучеглазый… Еще совсем недавно Лешага надеялся, что, победив его, обретет прежнее спокойствие и, более того, найдет канувшего невесть куда побратима. Одного он достиг: пронзительный взгляд вялого уродца больше не преследовал его. Но Бурого не было ни среди мертвых, ни среди живых, а Пучеглазый — он безвольно, точно сгусток обтянутой кожей слизи, обвис в его руках там, на холме, и тихонько поскуливал, стоило лишь коснуться его пальцем. «Неужели это от него я так улепетывал, забыв себя, наставления учителя, бросив на растерзание Бурого? Что-то здесь не так». Преподанный урок не укладывался в голове, порождая все новые вопросы. Он своими глазами видел слаженное и четкое движение прорв к оборонительной насыпи. Если бы те не были смертельными врагами, которых следовало как можно быстрее уничтожить, он бы залюбовался ими, а затем… Лишь несколько мгновений — и этот отряд, действующий, как единый, хорошо тренированный организм, вдруг развалился, подобно кучке горошин, выпавших из стручка: движения утратили смысл, атака превратилась в хаотическое блуждание под огнем. Что уж говорить о слаженности и последовательности действий?! Но почему?! Оттого, что он захватил Пучеглазого? Такой ответ можно было бы принять, когда б скулящий в углу, вздрагивающий при каждом шаге мешок оказался могучим воином, чье слово, чья сила и лучший пример собирали воедино скопище опасных, свирепых, но бестолковых тварей. Но ведь не так же! Этого Лешага понять не мог, и потому победа не радовала. Он хмуро глядел на чешуйчатую мелкотню, веселящуюся у вала.
Приближение чужака не застало его врасплох. Шаги были негромкими, осторожными, но чуть шаркающими. Леха без труда узнал их — Декан. Герой дня повернулся, уходя с линии атаки. Не то, чтобы опасаясь чего-то — годами въевшаяся привычка, не раз спасавшая ему жизнь.
— Ловко! — покачал головой чешуйчатый. — Я, кажется, шел бесшумно.