Побратима Лешага не чувствовал, будто его и не было. Воина не отпускало навязчивое ощущение, что он чего-то не учел, где-то ошибся. Он раз за разом продумывал все детали своего плана. Может, и не лучшее, что можно было придумать, но ничего другого в голову не шло. «Решение принятое и выполняемое считается условно правильным, – утешил он себя заветом учителя. – Ладно, пора начинать».
Лешага еще раз окинул взглядом приближающееся войско. Автоматов и ружей немного, едва ли у каждого десятого. По большей мере топоры, длинные широкие ножи, но оно и к лучшему. Чешуйчатые – бойцы так себе, но автоматов, ружей и короткоствола у них поболе. Если удастся задержать волкоглавых у насыпи, все должно получиться.
– Ладно, раз-два, – он резко вдохнул и выдохнул, унимая невесть откуда появившееся волнение, – три. Начали!
Огонь в жестяном тазу вспыхнул, сразу охватив положенную в него ветошь и сухие листья.
– Эгей! – загорланил страж. – Эге-ге-гей! Тревога! Тревога! Прорвы идут!
«Лишь бы Марат не уснул, – пронеслось у него в голове. – Этот ведь может».
Но даже если юнец и придремал в кустарниках у подошвы холма, то могучий рев Лешаги подбросил его, словно камень из катапульты. Он мчался по маршруту, который за вчерашний день пробежал не менее двух сотен раз. Длинные матерчатые полоски, клочья, аккуратно нашитые на полотнище накидки, такой же, как сейчас у Лешаги. Они развевались по ветру, превращая и без того бесформенную фигуру в чудище из кошмарного сна.
– Ап! – чешуйчатый схватился за веревку, ход чуть замедлился, но тут не до скорости. Прорвы, хоть и прибавили шаг, но все же были еще далеко. – Хоп! – вперед-вперед по веревке, главное – не отступить в сторону, шаг влево-вправо – ловушка сработает. Он бежал, срывая спасительную бечевку и умоляя про себя Дедмороза и Ноллана дать ему сил благополучно выполнить поручение самого Лешаги. Вот и насыпь. Рывок веревки. Марат заорал от неожиданности, нелепо двигая ногами в воздухе. Рывок, еще рывок. Вот он уже на гребне оборонительного вала.
– Они меня заметили? – не глядя, бросил юный герой.
– Заметили. Вон как бегут.
Драконид обомлел. «Это же сам Декан!»
– Действуем по плану! – закричал тот. – Суматоха!
По насыпи, вопя что-то невразумительное, встревоженно махая руками, заметались лучники, время от времени останавливаясь и пуская стрелы в направлении противника. Селение оживало, со всех концов в распадки улиц валил народ, толпясь и оглашая воздух испуганными воплями.
– Пока все хорошо, – Лешага хищно ухмыльнулся, прыгнул в схрон и опустил сверху плетенку с воткнутым в нее кустом гнойной колючки. Наверняка волкоглавые заметили позицию сигнальщика, а значит, скоро будут здесь.
Он перевел на одиночный огонь выданный утром автомат, любовно погладил два запасных магазина с патронами. Как твердили караванщики, патроны мертвее даже тех мертвецов, которых порождают, но Лешага-то знал, что они любят заботу и ласку не меньше, чем кошки-крысоловки.
– Не подведите, хорошие, – прошептал он, прислушиваясь. Где-то вдали трещали сучья. – Лишь бы не учуяли.
По прорвам не скажешь, что они ищейки, но кто знает, на всякий случай запахов тут наворочено великое множество: и моча, и дерьмо, и семена ночной крылатки, которые отчего-то пахнут гниющим мясом, что привлекает ищущих добычу падальщиков. Старый Бирюк резину и ружейную смазку все одно учуял бы, испытано, а уж как эти…
Хруст ветвей приближался, воин прильнул к прорезанной в пеньке смотровой щели.
«Так и есть, заглотили наживку. Пучеглазый и четверо прорв. Где же Бурый-то?»
Он прикрыл глаза, оглядывая мир верхним зрением. Ночное время ему на руку, сейчас он видел много ясней, чем днем. Зверолюды уже были совсем близко к оборонительному валу. Должно быть, когда первые стрелы начали вырывать кого-то из их рядов, они сбавили ход, понимая, что внезапной атаки уже не получится, но теперь ринулись вперед с новой яростью.
Но где же Бурый? Он должен быть здесь, где-то совсем близко, как же иначе?
Ответа на этот вопрос не было.
«Ладно, так, значит, так. Что тут у нас? Один телохранитель прямо около пятачка серполиста, что совсем рядом, другой пятью шагами правее, Пучеглазый между ними, а еще двое там внизу, на скате. Что ж, хорошо стоят. И лежать будут хорошо».
Куст отлетел в сторону, пальцы Лешаги сомкнулись на щиколотке ближайшего волкоглавого. Рывок – отточенный нож, мягко войдя в брюхо клыкастой твари, вспорол его до самой грудины. Поворот – и вышедший из раны нож уже вонзился в горло второго охранника. «Теперь не зевай!» Потревоженный шумом Пучеглазый сделал попытку развернуться, но Лешага тенью скользнул ему за спину и набросил на голову врага мешок, все еще хранящий запах свежей земли. На помощь командиру уже бежали два его оставшихся пособника, но короткая очередь оборвала их бег.
И в то же мгновение оборонительный вал ожил, сотни выстрелов, где залпом, где вразнобой ударили навстречу мчавшимся прорвам. Не сбавляя шага, те по инерции пронеслись еще несколько метров. Шмяк! Нога одного из них провалилась под землю и застряла между двух утыканных колышками деревянных пластин. Хрясь! Еще одна доска подскочила, ломая ногу бегущего в коленном суставе. А новые залпы все гремели навстречу захлебнувшейся атаке. И даже здесь, на холме, Лешага слышал победные крики чешуйчатых. Те палили и палили, не жалея патронов, тем самым вызывая у Лехи болезненную гримасу.
В отличие от вошедших в раж обороняющихся, он видел, что зверолюды больше не атакуют, не отступают, не прячутся, да что там, сами не знают, что делать. Без смысла, без всякого порядка бродят под выстрелами, то и дело бросаясь на тех, кто рядом, и попадая в ловушки и волчьи ямы. Скулят, огрызаются друг на друга, падают, обливаясь кровью, но им абсолютно нет никакого дела до селения и его жителей. Такого Лешаге прежде видеть не доводилось.
– Эй! – он дернул обмякшего в его руках пленника. – Ты там живой?
Пучеглазый слабо дернулся, выражая недовольство столь грубым обращением.
– Живой, – констатировал Леха. – Говори, паскуда, где Бурый?
Глава 6
Поселок кипел, сотрясаясь от радостного возбуждения. Оборонительная насыпь была густо утыкана кольями, на каждом из которых торчала отрубленная голова зверолюда с окоченевшей в последнем яростном оскале пастью. Тела жутких тварей валялись по ту сторону вала, ожидая решения своей посмертной участи. Пока же вокруг них, бросая камни в поверженных врагов, кружила чешуйчатая ребятня, отпугивая негодующих жесткокрылых падальщиков. Стража такое веселье удивляло, он помнил слова учителя: «После того, как враг убит, подумай, чему он научил тебя». В своем родном селении, казавшемся уже едва ли не вымыслом, Леха не понимал Старого Бирюка, но со временем привык мысленно возвращаться к ушедшим событиям, шаг за шагом восстанавливая их в памяти и стараясь понять внутреннюю логику, оценить действия как свои, так и противника.
Нынче он чувствовал себя глубоко разочарованным. Сотни убитых волкоглавых ничего для него не значили, как, впрочем, и уцелевшее селение. Но вот Пучеглазый… Еще совсем недавно Лешага надеялся, что, победив его, обретет прежнее спокойствие и, более того, найдет канувшего невесть куда побратима. Одного он достиг: пронзительный взгляд вялого уродца больше не преследовал его. Но Бурого не было ни среди мертвых, ни среди живых, а Пучеглазый – он безвольно, точно сгусток обтянутой кожей слизи, обвис в его руках там, на холме, и тихонько поскуливал, стоило лишь коснуться его пальцем. «Неужели это от него я так улепетывал, забыв себя, наставления учителя, бросив на растерзание Бурого? Что-то здесь не так». Преподанный урок не укладывался в голове, порождая все новые вопросы. Он своими глазами видел слаженное и четкое движение прорв к оборонительной насыпи. Если бы те не были смертельными врагами, которых следовало как можно быстрее уничтожить, он бы залюбовался ими, а затем… Лишь несколько мгновений – и этот отряд, действующий, как единый, хорошо тренированный организм, вдруг развалился, подобно кучке горошин, выпавших из стручка: движения утратили смысл, атака превратилась в хаотическое блуждание под огнем. Что уж говорить о слаженности и последовательности действий?! Но почему?! Оттого, что он захватил Пучеглазого? Такой ответ можно было бы принять, когда б скулящий в углу, вздрагивающий при каждом шаге мешок оказался могучим воином, чье слово, чья сила и лучший пример собирали воедино скопище опасных, свирепых, но бестолковых тварей. Но ведь не так же! Этого Лешага понять не мог, и потому победа не радовала. Он хмуро глядел на чешуйчатую мелкотню, веселящуюся у вала.