значит, и со мной — не более серьезно!
Может быть, то, другое, было только игрой? Любопытством?
Но, тогда, я значил для тебя меньше, чем эта игра и это
любопытство!
Ты думаешь, то, что ты так легко отбросила, — так же легко
и вернуть? Ты думаешь, я буду добиваться этого возвращения, -
только для того, чтобы меня вновь так же отбросили, так же
предали?
Буду горд — как и ты горда.
До чего же мы схожие люди!
Мы не встретимся никогда,
Но друг друга уже не забудем…"
— Так ты вернешься, Дик? Когда мне тебя ждать? — Тири явно
истолковала в свою пользу затянувшееся молчание.
(Ну почему же мне так трудно ответить напрямик: "Нет.
Никогда!")
— Кто же знает свое будущее… Пора мне.
— Так что же — "до свидания", Дик?
— Прощай, Хозяйка.
Дик улыбнулся широчайшей улыбкой, прощально помахал рукой
всем собравшимся. Потом развернулся и зашагал, не
оборачиваясь. Дорога приняла его, шаги впитывали в себя боль
его души, возвращая пережитое уже строчками:
Начат день весенний, чудный,
для дороги лучший час,
Но даются что-то трудно
все шаги на этот раз.
Менестрель живет в дороге,
ты же к этому привык,
Отчего ж томит тревога,
что невесел твой язык?
Все на месте в этом мире, -
как обычно, как всегда.
Лишь хозяйка в том трактире
так мила и молода,
И, всего лишь, взгляд нескромный
выдал как-то, что она
И с другими в этом доме
так же в точности нежна…
Ночь прошла, и что за дело!
звать любовью не спеши
Удовольствие для тела,
развлеченье для души,,
Зря себя воображаешь
для кого-то лучше всех,
И, когда тобой играют,
и тебе играть не грех…
"Так-то вот и слагаются песни, Тири! И если эта песня, твоя
песня, получается вот такой, — моя ли в том вина?"
Ухажеров здесь хватает, -
что ей пришлый менестрель?
Через год и не узнает,
даже вновь маня в постель.
Что ей клятвы в страсти вечной -
вся любовь часов на шесть!
У нее супруг, конечно,
то ли будет, то ли — есть.
Ты — певец с бродячим стажем,
и тебе ли нежить грусть?!
Ведь, когда на сердце тяжесть,
то в дороге лишний груз.
Что себя дурманить ложью,
будто чувствует спина
Взгляд, и нежный, и тревожный
из далекого окна…
…Уже давно остался позади трактир, и Дик знал, что, даже
вдруг повернув назад, он может оказаться где угодно — только
не в оставленном селении. Другой мир, другая жизнь окружали
его. И стирались в сознании лица, звуки, события, — опускаясь
в недоступные глубины памяти… Все как обычно. Как и должно
быть. И все же, все же — одно лицо, одно имя упорно не
выходили из головы Странника. Почему, отчего, зачем? Почему он
так поспешно и резко принял решение, почему так долго и
мучительно не может забыть о нем? Разве он не мог бы спокойно
принять мимолетность страсти той же… ах да, Фанни, такой
чуткой и талантливой, не требуя от нее верности и не предлагая
свою взамен? Разве не должен был предвидеть обреченность и
краткость связи Странника с жительницей пройденного мимоходом
мира, разве не предчувствовал изначально именно такой исход?
"Знал… да верил сказкам сладеньким, быль за небыль
принимал… Что — нежданно, что — негаданно? Сам все знал — да
чуда ждал…"
Наконец он понял, что ответ — есть. Хотя еще неизвестно,
какой… Да, человек — любой! — может ошибаться. Но не
ошибается Дорога. Дик уже не раз убеждался, — Дорога ведет его
не случайно, не наобум. Если где-то нужен именно он, если его
там ждут по-настоящему, любят не притворно, — туда и только
туда он может еще когда-нибудь вернуться… И тогда все
вспомнится, все решится, все станет на свои места. Только так.
И вновь вспыхнуло солнце, вырываясь из набежавших было туч.
Словно тяжелый груз свалился с плеч менестреля. И ушло
окончательно из сознания в глубиннюю память все недавно
пережитое — до поры до времени. Может быть — и вправду "до
свидания", маленький трактир? А пока… пока осталась только
песня.
Как неровно сердце бьется…
но проходит, — не беда!
Все на месте остается, -
как обычно, как всегда…
Месит солнце с грязью бренной
неразборчивый апрель,