что-то возвышеннее и прекраснее, чем это понимание с
полуслова, полувзгляда, полуприкосновения; полное слияние душ
и тел…
— Ну как ты узнал, что мне так лучше?
— Я же чувствую тебя, милая…
Он не просто чувствовал ее — был ею, ощущал ее всю, как
часть себя, а себя — как часть ее. Вдохновение — не
рассуждение! Дик уже давно отвык задумываться, что за танец
должны выплясывать его пальцы по ладам и струнам; он просто
знал, какой должна быть его музыка, и не задумываясь творил
эту музыку. И теперь он просто чувствовал, как им стать
музыкой, и так и было, и музыкой было каждое движение, и
музыкой был неудержимый стон наслаждения. И шквалы страсти, и
разливы нежности были великой симфонией Природы, которую они
исполняли без фальши…
— А ты сейчас такой же, как в твоих песнях!
— И в любви и в песнях можно быть только настоящим…
— Я поняла, что всю жизнь ждала только тебя, Дик!
— А я искал только тебя, Тири…
— Ты ведь напишешь мне песню? Только мою, про меня?
— Конечно, да! Еще не знаю, что это будет, но это должно
быть достойно тебя!
А сейчас песней было их единение, прекрасной и нескончаемой
песней. До рассвета не сон, но только наслаждение смыкало их
глаза, и это казалось бесконечным, пока вдруг нескромное
солнце не ворвалось в окошки маленькой комнаты. День обещал
быть солнечным, прекрасным весенним днем, но лучше бы он не
наступал так рано! Тири со счастливым лицом выскользнула из
рук менестреля, прошептав что-то о делах, и Дик хотел бежать
следом, но вдруг то ли заснул, то ли потерял сознание…
Когда солнце стояло уже высоко, он очнулся, еще не в силах
понять, где сон, где явь, что было, а что только пригрезилось?
Но несомненно правдой было то, что мимолетная вроде бы
остановка обернулась редкостным счастьем. Надолго ли? Неужели
сила подлинной любви не поможет ему соединить судьбы Странника
и необычной трактирщицы? Неужели не отпустит его Дорога хотя
бы на несколько дней или недель? Или, может быть, наступил все
же конец его скитаниям?
В таких мыслях Дик долго плавал между сном и явью, то
проваливаясь в череду видений, то возвращаясь в комнатку под
крышей, но наконец пришел в себя окончательно. В комнате вроде
ничего не изменилось, только солнце, хоть и стояло еще высоко,
явно клонилось вниз. А на столике оказался заботливо
приготовленный обед, уже остывший. Дик ощутил прилив здорового
волчьего голода, и прилив сил, и прилив радости… Будь что
будет, а сейчас есть счастье! Есть!
Дик распахнул окно. Весна, весна торжествовала везде! Небо
было все еще безоблачным, и таким же безоблачным казалось
будущее. С твердым намерением не терять ни минуты грядущего
счастья Дик с верной лютней спустился вниз, в зал. Где же еще
можно встретить Хозяйку? Как произойдет новая встреча, будет
она откровенной или придется таиться от любопытствующих?
Мелькнула на миг мысль, что может не все оказаться гладко в
этом мире. Но, хотя бы, есть за что бороться! И даже крысиная
мордочка Гримзи показалась певцу милее, чем вчера, тем более
что приказчик изобразил улыбку, вежливо предлагая эль
"уважаемому мастеру певцу". Дик с благодарностью принял кружку
и прислонился к стойке, неспешно потягивая кисловатое пойло и
окидывая взглядом еще малолюдный зал. В это время испуганно
звякнул колокольчик, и резко распахнулась дверь, впуская
нового гостя.
Вошедший явно был воином, и похоже — наемником. Кожаная
куртка с крылышками наплечников и начищеными до блеска
металлическими пластинами была слишком нарядна для просто
доспеха и слишком основательна для просто наряда. К нарядному
поясу подвешены короткий меч и кинжал. Взгляд прямой и
уверенный, волевое лицо со шрамами, которые его скорее
украшали, чем уродовали. Ростом не выше Дика, воин все же
выглядел очень внушительно, был широкоплеч и строен.
Он зашагал к стойке напрямик, заранее уверенный, что перед
ним все расступятся. Небрежно хлопнул по тугому кошельку
(Гримзи сразу ожил, глаза его разгорелись). Вытащил не глядя
монетку, повертел золотой в воздухе, насмешливо глядя в лицо
Гримзи, который следил за монетой, как пес за костью в
хозяйской руке; наконец вояка прихлопнул деньги к стойке: