Услышав, что с деньгами и арендой помещения у меня всё в порядке, Гонта ещё больше подобрел и распорядился, чтобы один из учеников притащил со второго этажа харатью и чернила с перьями.
- Ну, раз всё в порядке, господин Белов, сейчас составим знамено о том, что я принял твои две марки за вступление в братство и обсудим, каким шедевром ты собираешься угостить мастеров на братчине и когда это произойдёт...
- Охотно, мастер Патрикей! Вот только не вижу здесь весов для монет. Может, отправимся к меняле?
- На что нам меняла?
- Как на что? А каким образом пересчитать соотношение золотых монет и серебряной марки?
- Вот как? Ты собираешься внести всю сумму золотом?
- Не уверен, что его хватит, так что пришлось прихватить с собой немного серебра.
- Тогда чего же, спрашивается, мы тут сидим! Пойдём же в Лаврентьевскую капеллу, пока отец Пётр не ушёл.
Недоумевая, какое отношение имеет некий отец Пётр из Лаврентьевской капеллы к товарно-денежным отношениям вообще и к моим финансам в частности, я послушно двинулся вслед за торопливо шагающим Гонтой.
Через пять минут после того, как покинули пивоварню, мы добрались до маленькой - не выше трёх с половиной метров - башенки с шатровым куполом, увенчанным деревянным крестом. Отца Петра разыскивать не пришлось: совсем ещё молодой, но уже подслеповато щурящийся слезящимися глазами, священник сидел на ступеньке часовни, и, ловко поворачивая чурочку, зазубренным тесаком щепал лучину.
После того, как цеховой старшина отрекомендовал меня как потенциального члена братства и заявил, что нам крайне необходимо срочно произвести расчёт 'валюты' по отношению к пражской марке, ксендз с расстроенным видом оставил своё занятие и, приглашающе махнув, - дескать, следуйте за мною - нырнул в украшенную крестом дверь. Перекрестившись и отбив поклоны, мы вошли в храм. Внутри было, мягко говоря, тесновато. Помимо защищённого сверху балдахином-киворием каменного алтарного стола с распятием и скрывающейся под покрывалом дарохранительницей и алтарными таблицами, и нескольких скамей, установленных поперёк помещения, капеллу украшали две статуи, составляющие нечто вроде композиции: Христос, приподнимающий руку в жесте благословения в направлении опустившегося на колено юноши-святого кажется, лишь на миг прекратившего что-то писать стилусом на табличке и с благоговением воззрившегося на Сына Человеческого. Обе статуи были увешаны серебряными и бронзовыми ожерельями-гривнами, цепочками, задрапированы кусками яркого цветного сукна. У ног их стояли туеса, горшки, небольшие мешочки, источающие запах специй и даже кадушка объёмом литров эдак в двенадцать, благоухающая медовым ароматом. Судя по всему, прихожане часовни, подносившие такие богатые, по средневековым понятиям, пожертвования, отнюдь не бедствовали. Справа от входа возвышалось сооружение, отдалённо напоминающее советские медицинские весы-безмен, знакомые каждому из нас по посещениям поликлиники и военкомата. Чуть далее к стене прислонились несколько прямых прутьев, явно предназначенных для измерения длины и рогуля типа 'сажень землемера', какие показывали в советских фильмах про наделение большевиками крестьян землёй. Ну, помните наверное: идёт землемер со здоровенным деревянным 'циркулем', а за ним - толпа баб и мужиков, включая ораву малолеток радостно ожидает, когда тот вколотит долгожданный межевой колышек?..
Копошащийся возле этого 'инструментария' отец Пётр, наконец, отшагнул в сторону и я узрел нечто вроде высокого узкого комода, на котором покачивались вполне узнаваемые весы с чашечками. В качестве гирек к ним прилагался набор медных фигурок зверей. Рядом лежала вощаная дощечка с привязанным стилусом, придавленная сверху деревянной конструкцией, напоминающей счёты. Видел я похожие в интернете: ещё название эдакое, типа пивнушки: бирхаубе - не бирхаубе, паб - не паб, рюмочная - нет, точно не рюмочная... Кабак! Вернее - абак, ну да не в том суть.
- Итак, дети мои, не пора ли нам приступить к делу? Ибо не зря германы говорят: монеты множатся, коль их чаще пересчитывать... Так сколько марок сегодня поменяют кошель?
- Две марки. Пражских, разумеется. Кстати, отец Пётр: нельзя ли заодно - раз уж мы сегодня здесь собрались - приблизительно уточнить цену моего золота?
- О, пан имеет цехины, августалы или флорины? Пан богач, хотя с виду и не скажешь!
- Вот о чём, о чём, а об 'августалах' и не слыхивал вовсе. Вот, сами посмотрите и оцените, что и как. - На крышку комода лёг мой старый кошелёк, в который я для надёжности упрятал золотые монеты: риск, что местные щипачи 'отвернут' омоньер с серебром имелся, поэтому золото я упрятал подальше в карман брюк. Разумеется, кое-что осталось у меня 'в резерве': в частности, найденную на останках погибшего воина золотая пластина с трезубцем, ибо монеты - они монеты и есть: встречаются в обороте, а вот объяснить происхождение такого 'сувенира' в случае настоятельных вопросов будет затруднительно...
Священник с пивоваром с интересом склонились, разглядывая монеты. Тем временем я развязал калиту с серебром.
- Итак, святой отец, на какую примерно сумму в пражских марках я могу рассчитывать в обмен за это золото?
- Э-э-э... Так сразу сказать нельзя, сын мой: монеты, разумеется, следует взвесить, поскольку они имеют разное происхождение и размеры. Но предполагаю, что здесь гораздо большая сумма, нежели упомянутые две марки. В разы большая!
- Тогда, видимо, для взноса в цеховое братство будет достаточно одного серебра?
- Поглядим, ведь вес нужно перепроверять...
Привычно подсучив рукава сутаны, ксендз принялся священнодействовать с чашечками весов, бронзовым 'зверинцем' и моими драгметаллами. Периодически он отвлекался, стучал рычажками абака и карябал стилусом по дощечке.
- Итак, дети мои, здесь имеется серебра и золота на общую сумму в сто тридцать одну марку ровно. Из них гривен серебряных - на марку и три четверти, монет серебряных - на полмарки, серебряная же цепь по цене металла получается в полторы пражских марки. Следовательно, после всех взаимных расчетов у тебя, сын мой, останется сто тринадцать марок.
- Что-то я не пойму, отец Пётр: если я отдаю в качестве взноса две марки, то у меня должно остаться сто двадцать девять!
- Ты забыл о церковной десятине, грешный человек!
- С чего бы я стал о чём-то забывать? В богоспасаемом Жатеце я на год от выплаты десятины Церкви нашей освобождён, о чём есть письменное распоряжение отца Гржегоша - бенедиктинского настоятеля.
- Вот как? Ну что же, я обязательно уточню условия этой нежданной милости. Тем не менее, сын мой, хочу напомнить, что некоторое пожертвование в пользу часовни во имя покровителя цехового братства будет весьма благоприятно воспринято всеми...
- Насчёт этого не стоит беспокоиться. Всё будет как полагается, особенно после того, как новый трактир начнёт приносить доход. Никто не будет обделён.
Священник недоверчиво хмыкнул, однако, перебросившись парой фраз с Гонтой, отделил от кучки серебра один слиток-гривну и, разогнув с помощью ножа пару звеньев, серьёзно укоротил цепь. Моя жаба попыталась что-то вякнуть, пришлось волевым усилием её слегка придушить, чтобы не трепыхалась. Деньги ещё заработаем, а нормальные отношения с коллегами по цеху нужно налаживать. Тем более, что после кое-какой модернизации кухонного оборудования и качество блюд в моём заведении должно измениться в лучшую сторону, и скорость приготовления увеличится, что немаловажно при наплыве посетителей. Сколько кухонь я увидел в этом времени - все они поражали своим дискомфортом и непродуманностью. Ни одной кухонной плиты, ни одной мойки, не говоря уже о холодильнике, который, судя по всему, останется недосягаемой мечтой. Разумеется, нужно будет устроить ледник, однако в ближайшие полгода добыть для него снег или лёд не представляется возможным: более-менее приличные горы расположены в сопредельном, причём достаточно враждебном, государстве, да и кроме того, насколько я помню школьный курс географии, Судеты не высоки, и в наличии льда на вершинах сомневаюсь. А пока придётся отказаться от идеи долгого хранения мороженого мяса, да и холодненькую окрошку в летнюю жару подавать посетителям будет сложновато.