Работали так. Один за рулем, сидящий с ним спереди занимается с картами и у него все документы, третий спит на заднем сиденье. Менялись следующим образом: тот, кто был за рулем, шел спать, сидящий справа пересаживался за руль, а с заднего (лежачего) места делался переход на переднее правое кресло.
Мы крутили час за часом. Виктор составил точную "легенду" всего маршрута, и теперь по километражу можно было ориентироваться, где мы.
На площадке отдыха дежурила группа Кузнецова. С ними была радиосвязь, но договорились, что без необходимости пользоваться ею не будем.
Каждый раз, когда мы съезжали с кольца и останавливались, они интересовались:
- Ну, где вы теперь?
- Это, - говорим, - Брест, граница.
Потом наступила ночь, и пошли "границы" с ГДР, а потом "приехали" и в ФРГ. И вот тут ровно в половине шестого утра (по московскому времени), когда за рулей сидел Володя, а я напряженно вглядывался в световой коридор, прорезаемый прожекторами, - уже несколько часов вдоль полотна в лесу ходила лосиха с лосенком, (причем лосиха с одной стороны, а лосенок - с другой), - началось что-то непонятное и, я бы даже сказал, жуткое. Птицы, маленькие, пичуги, средние, а за ними и крупные, стали бросаться на машину. Казалось, она стала центром их ненависти. Это было действительно жутко! Прямо Хичкок, да и только! Маленькие тельца врезались в несущуюся машину с маниакальным остервенением. Я сказал Володе, чтобы он сбавил скорость, но это не помогло. И вдруг я понял, в чем дело!
Просто настало предрассветное время, и проснувшиеся птицы начали охоту на насекомых, а мошкара, бабочки, мотыльки - все летели в световой поток прожекторов. Птицы же бросались не на нас, как это казалось, а на насекомых! Вот, черт возьми, так и с ума можно сойти!
Машина вела себя отлично. И хотя ее максимальная скорость на прямой была всего сто восемьдесят четыре километра в час (на спуске она переваливала за двести), стало ясно, что этого нам вполне достаточно. Время от времени, правда, соскакивала возвратная пружинка в карбюраторе, но это пустяки. В конце концов мы привязали ее веревкой.
Ночью на вторые сутки пути услышали знакомую "автоматную очередь" - отслоился протектор. "Все, хватит, - решил я, - шины будем менять. Поедем на "мишлене". Но его еще надо найти за оставшиеся десять дней! И потом ребята уже, прикатались к этим шинам, а "мишлен" в критической ситуации может повести себя совсем по-другому. Этот вопрос меня мучил до самого финиша в понедельник.
До пяти тысяч мы немного не докрутили и сошли с трассы на "границе" с Португалией. Все было ясно. В среду мы с Виктором уезжали в Брест - надо было посмотреть загрузку шоссе именно в то время и тот день недели, когда мы поедем, поэтому перед дорогой хотелось прийти в себя.
Во вторник я почувствовал, что заболеваю. Только этого мне и не хватало! Наглотался лекарств и целый день вяло ругался по телефону с заводом и Автоэкспортом - противотуманные фары так и не пришли еще.
В среду я совсем раскис, но ехать надо было. Теперь главное - не заразить в дороге Виктора. Выехали ровно в полдень с Манежной площади - отсюда нам стартовать через недедю.
За рулем почти все время сидел Виктор. В сторону Бреста я его еще подменял, а на обратном пути совсем свалился. Сидел справа, уткнувшись носом в дверь - подальше от Виктора, - клял на чем свет свой дурацкий организм и думал, что осталось еще сделать. Наступало наиболее опасное время. Вот сейчас самый удобный момент для какой-нибудь гадости. Я понимал, что завтра во что бы то ни стало я должен быть здоровым. Завтра последнее координационное совещание у Морозова, и там надо решить все проблемы, не упустить, не единой мелочи!
И тут, сквозь мысли о совещании, я услышал какой-то непонятный стучок в работе двигателя. Болезнь сразу отскочила в сторону, - как и не было ее.
- Вить, ты слышал?
- Что слышал?
- Стук.
- Нет.
Стук действительно не прослушивался. Но только я успокоился, как опять - стук-стук, стук-стук.
- А теперь слышал? - быстро спросил я.
- Да, на самом деле что-то стучит. Остановились, открыли капот. Я покачал двигатель из стороны в сторону. Все нормально. Покачал сильнее... И вот, пожалуйста, - тук-тук раздалось снизу.
- Все ясно, - сказал я облегченно, - поддон о защиту бьет.
- А почему? - резонно спросил Виктор.
- Приедем в Москву, разберемся. Это не криминал.
Хоть и отвратно я себя чувствовал, но, как приехали, пришлось отстегнуть защиту поддона и посмотреть, что там творится. Так и есть - двигатель просел и поддоном упирался в защиту. Проверил точки крепления двигателя - все на месте, все в порядке. Странно!
Поставил проставки под крепление зашиты и пошел звонить в Тольятти.
К телефону подошел Губа. Я ему все объяснил, что и как. Он подумал, посоветовался с кем-то и сказал, что такое бывает - проседают резиновые подушки двигателя. У меня сразу гора с плеч свалилась, и я вспомнил, что пора идти болеть.
Утром я чувствовал себя все еще плохо. Совещание Морозов назначил на два часа, поэтому я решил подстраховать себя в одной идее, которая пришла мне ночыо.
Документы на получение валюты мне должны дать в бухгалтерии Автоэкспорта в понедельник. Так вот, если в банке не окажется наличных в валюте тех стран, через которые поедем, то нам будет ой-ой как плохо. Поэтому я позвонил в банк, узнал, кто управляющий, - им оказался Виталий Иванович Нестеренко, - и тут же связался с ним, объяснив ситуацию. Он, к моему ужасу, сказал, что они вообще наличными такие большие суммы (около семи тысяч долларов) не выдают. Я взмолился и еще раз все подробно обрисовал. К счастью, он понял неординарность ситуации и сказал, что хорошо, что я его предупредил, и они успеют подготовить деньги, а то в понедельник мы остались бы с носом. Тогда я задал совсем для него странный вопрос:
- Виталий Иванович, вы закрываетесь в тринадцать часов?
- Да.
- А если такое отучится, что мы приедем к закрытию, а в документах наших будет ошибка? Вы не могли бы пойти нам навстречу и выдать деньги, скажем, в половине второго?
- Что-то я вас не понимаю. Автоэкспорт у нас каждый день деньги получает, и никаких ошибок они не делают.
- Ну а все-таки? - настаивал я.
- Ну, если такое случится, что-нибудь придумаем.
- Вот спасибо!
Честно говоря, я не знал, что это мне в голову стукнуло просить его о такой услуге. Но кто его знает! Все может пригодиться.
Позвонили из НИИШП. Сергей Трофимов, мой знакомый, - конструктор тех самых шин. Он узнал, что я решил отказаться от них, и просил этого не делать.
- Олег, мы каждую шашку плоскогубцами проверили, - убеждал он.
- Сережа, а если в Испании на горной дороге ночью разлетится твоя шина? Там же небось под двести скорость будет!
- Не разлетится! Гарантирую!
- Серега, ты хороший парень и хороший конструктор (так оно и есть), но, прости, я не могу рисковать сверх нормы, у меня этого добра и так выше крыши. Все. До встречи.
Мне было жалко Сергея и обидно за державу (действительно обидно) - есть что-то путное, и то не можем до ума довести! - но риск есть риск, а шины, могут оказаться той соломинкой, которая всем нам спины переломает в прямом смысле этого слова.
Ровно в четырнадцать началось совещание у Морозова. Автоэкспорт бодро доложил о готовности, полигон и завод отчитались о проделанной работе. Настала моя очередь.
Пришлось еще раз обратить внимание на то, что через Париж и Мадрид нужны проводники. Особенно, в Мадриде, потому что через него поедем глубокой ночью.
Потом сказал о ситуации с шинами. Морозов с досады даже кулаком хватанул по столу. Я продолжил:
- Валентин Павлович, я звонил только что на завод, там шин нет.