Володя, видимо, ждал от меня матерного комментария его лихости, но не дождался. Моя-то вина была еще большей.
До самого Мадрида проблем со сном как не бывало. Шоковая терапия дала хороший заряд бодрости. Только надолго ли его хватит, думал я, когда мы подъезжали к испанской столице.
- Владимир, - представился Кащеев, когда мы остановились у его машины на окраине Мадрида и вышли навстречу. - Как дела, ребята?
- Все в норме, - сказал я.- Надо быстро заправиться, и дальше на Лиссабон.
- Так вы действительно только вчера в полдень из Москвы выехали? - с недоверием спросил Кащеев.
- Нет, - сказал я, посмотрев на часы, - теперь уже позавчера.
- Ну, я это и имел в виду. Лихо! Даже не верится! А сколько же вы километров накрутили?
Я взглянул на прибор.
- Если верить технике, то четыре тысячи двести четыре километра восемьсот тридцать метров. Это от центра Манежной площади.
- Ничего себе! Какая же средняя скорость?
- Это вы без нас, пожалуйста, посчитайте. Нам пора. Мадрид мы проехали за двадцать пять минут и в 3 часа 20 минут по московскому времени взяли курс на Лиссабон. Оставалось шестьсот пятьдесят четыре километра и из них четыреста для меня.
Виктор сидел рядом, а Соловьев, положив "бабу" под голову, мертвецки спал. Проезд Мадрида и смена мест так толком и не разбудили Виктора. Он все пытался открыть глаза, иногда это ему удавалось, но огромным усилием воли.
- Витек, ты не мучайся, поспи, - предложил я. - Не волнуйся - я в полном порядке. Тут недавно Вовчик изнасиловал мой организм и выжал из него ведро адреналина, так что у меня ни в одном глазу. Будет плохо - я тебя толкну.
Уговаривать Виктора не пришлось, и секунду спустя он уже сопел. Я остался один на один с собой и скоростью.
"Дно" моего запаса показалось довольно быстро. Уже через полчаса связь с окружающим миром держалась лишь на "картинке" стремительно бегущего навстречу шоссе, все остальное надежно прикрывалось шорами безмерной усталоста. Я не пытался отвлечь себя воспоминаниями, потому как знал, что воспоминания еще быстрее приведут к забытью. Не заметишь, как прервется и эта последняя ниточка, которая связывает сейчас с бодрствованием. Можно попробовать массаж шеи, и я делал его, хотя тоже знал, к чему это приведет: на пять минут поможет, зато потом удержаться будет еще тяжелее.
Я свел к минимуму трату энергии. Даже магнитофон выключил, чтобы не напрягаться, выделяя звуки, идущие от тела машины и говорящие о его работе, его самочувствии, от звуков музыки, хоть и приятных, но посторонних, а потому ненужных. Я полурасслабил все мышцы, я не крутился и не ерзал на сиденье, потому, что знал: мой организм - маятник, чем сильнее я качну его в сторону бодрости, тем сильнее он нырнет следующим мгновением в провал небытия.
На какое-то мгновение я представил себе картину: на заднем сиденье, упав ничком, спит мужчина, на переднем сиденье справа, прислонив голову к стыку двери, спит сидя еще один, спит и водитель, не выпуская руля из рук и не снимая ноги с педали, мерное гудение мотора дополняет общую гармонию сна, и только ночной пейзаж, вырванный из тьмы прожекторами и с безумной скоростью несущийся навстречу, доводит эту сцену до полной фантасмагории.
Через какое-то время я стал понимать, что и без того тонкая нить, связывающая меня с реальностью, так истончилась, что стала почти пунктиром. Терять мне уже нечего, я выбрал все. Делаю последнее: выхожу из "анабиоза" и сильными движениями то левой, то правой руки начинаю массировать шею, затылок, предплечья. Этим я отдаю последнее. Через пятнадцать, максимум двадцать минут я свалюсь, но до этого Виктор должен прийти в себя. Будить, слава Богу, его не надо - от моих энергичных движений он встрепенулся и теперь подозрительно посматривает на меня.
- Ну как, Андреич, - спрашивает он, - потянешь еще?
- Да нет, я сдох. Минут десять у,тебя есть, чтобы войти в ритм. Разомнись немного.
Виктор разминается, нацеживает из термоса порцию чаю убийственной крепости с лимонником и включает магнитофон.
- Я готов! - говорит он.
- Я тоже, - отвечаю, - но пару минут еще потерплю, а ты прикинь, как мы плетемся.
Виктор смотрит расстояние по прибору, карту, потом время.
- Ничего себе ты кусочек отхватил! Так мы до рассвета приедем.
Я резко торможу и не удерживаюсь от нотации:
- Витек! Сколько тебе раз говорить - никогда в пути не загадывай, за сколько одолеешь его.
- Виноват, Андреич! Больше не буду.
Я остановил машину, осмотрел ее всю внимательно, послушал, как бубнит разгоряченный мотор на холостых оборотах, - все мне понравилось!
- Ну, Витек, покатим дальше! Тронули.
Пристегиваясь ремнем и уже чувствуя, как подхватывает невесомость, я бросил:
- Сорок пять минут, не больше. И не жалей меня! Если хочешь, чтобы мы доехали.
В том, что он выдержит сорок пять минут, я не сомневался. Час... - может быть, а больше не выдержит - выключится и не заметит даже, несмотря на всю осторожность. Поэтому я и сказал - сорок пять.
Проснулся я сразу, толчком. И тут же услышал в сотый раз от Высоцкого, что "мы нужны в Париже, как в бане пассатижи".
Виктор тем временем доходил. Он, как тонущий, который последним усилием воли выныривает на поверхность, обреченно открывает рот, но в легких уже вода, делал резкие движения туловищем вперед-назад и тут же обмякал, растекаясь по креслу. Потом опять конвульсивное движение... и взгляд тяжелел, подергивался пеленой...
- Витек! - окликнул я его.
Он тут же очухался, прочистил горло:
- Гм-гн, - хрипло спросил, - чего, Андреич?
- Ты бы вздремнул, только, пожалуйста, не за рулем.
- Мысль хорошая.
- Вот и тормози.
Когда тронули дальше, часы показываяи 4 часа 42 минуты - оказывается, спал час без трех минут. До границы с Португалией оставалось чуть меньше шестидесяти километров.
Ровно в 5 часов 10 минут я крикнул:
- Подъем!
И включил магнитофон на всю катушку: "..А ты бы, Ваня, был здесь Ванья", - продолжил Высоцкий о Париже, который без содрогания я не мог вспоминать.
- Ты чего?! - проснулся первым Володя.
- Вставай, Володья! Португалия!
Я уже заруливал к пропускным турникетам.
Испанские пограничники недоуменно вертели наши паспорта и никак не могли взять в толк, откуда мы свалились на их головы. А мы не могли понять, что они хотят от нас. Только минут через десять стало ясно, что бедолаги недоумевают, как же мы попали в Испанию, когда у нас нет въездного штампа. А заодно непонятно им, как это сутками раньше мы умудрились побывать в Польше, обеих Германиях, Нидерландах и Франции. А вдобавок ко всему в такую рань приехать к ним через всю Испанию (!) да еще суметь как-то мимо границы проскочить (штампа-то о въезде в паспортах нет!). "Ох, эти русские! Что-то здесь не так!" - размышляли, видимо, взъерошенные пограничники.
Выспавшийся всласть Вовка злорадствовал:
- Я говорил! Говорил вам, фофаны драные, что нам боком выйдут те бездельники на границе. Вот как мы теперь докажем, что в Испанию въехали?
Я наконец не выдержал:
- У тебя, Вовчик, с пересыпу совсем ум за разум зашел! Иди-ка ты лучше к пограничникам и вложи в их дурьи головы, что коли мы здесь и визы у нас есть и в их Испанию, и дальше в Португалию, то пусть отпускают нас.
- Я же по-испански ни бельмеса!
- Это твои проблемы. Ты у нас толмач? Ты! Вот и объясняйся: по-французски, по-английски, а то ты норовишь все с нами поговорить, да еще на матерном. Так что давай дуй к погранцам! Минут через пять, угрюмый, пришел обратно.
- Ну что? Объяснился?
- Угу.
- И что?
- Звонят на заставу в Ирун (Ирун - это другой конец Испании, где мы въезжали), - я все рассказал, объяснил что к чему и точное время назвал. Они сказали, что проверят, и если подтвердится, то пропустят.
- Ладно, Володя, я сплю. Чего время терять зря? А ты тереби ребят, грози политическим скандалом, скажи, что, если не пропустят, мы им враз войну объявим. Короче, придумай что-нибудь. На все про все, Вовчик, тебе десять минут.