Проблема же была в следующем: мозг был глобальным (единой инфраструктурной сетью), но разумы, им пользовавшиеся, таковыми не были. Как отмечает писатель и публицист Дуглас Рашкофф, сама природа цифровой среды порождает тенденцию к решениям типа «или/или» (либо 1, либо 0; либо кликните тут, либо там; выбирайте либо то, либо это). При этом базирующаяся на анонимности и сокрытии личности пользователя сущность онлайновых взаимодействий не просто расчистила путь для развития регрессивных тенденций, но и способствовала усилению агрессии, нарциссизма, ненависти и многочисленных страстных этноцентрических идей (сексизма, расизма, ксенофобии, религиозного фанатизма, политической нетерпимости, выраженной как в действиях «троллей», так и в политике идентичности). В среде, где отсутствует какая-либо истина или правда, с помощью которой можно бросить вызов этим тенденциям, они начали бурно разрастаться. Весь опыт онлайн-взаимодействий на основе единства, открытости и всемирной интеграции оказался низведен к отношениям, подпитываемым изоляционистскими, сепаратистскими и преисполненными злобы этноцентрическими мотивами. Теперь это потоком изливается из наших ноутбуков и смартфонов, круглосуточно и без выходных заполняя всю нашу культуру.
Очень быстро проблема обернулась тем, что интегральная метатеория называет кризисом легитимизации. Этим термином обозначается несогласованность между культурными убеждениями нижне-левого квадранта и фактическими фоновыми реалиями систем нижне-правого квадранта (такими как технико-экономический базис). Обратите внимание, что «левый» и «правый» в применении к квадрантам указывают не на политические партии, а на место, которое феномены занимают на типичной 4-квадрантной схеме интегрального подхода: левосторонние квадранты отражают незримые внутренние реалии (мораль, ценности, сознание и убеждения), а правосторонние — зримые внешние реалии (конкретные технико-экономические системы и средовое окружение). Кризис легитимизации состоит в глубинном конфликте и рассогласовании между этими двумя измерениями в рамках общества.
Культурное убеждение состояло в том, что все люди от рождения равны; все имеют равные и неотъемлемые права на полную личностную суверенность; никто, в сущности, не обладает превосходством над другим (эти идеи расцвели вместе с зеленой волной). Однако преобладающая реальность все больше становилась миром бурно разрастающегося неравенства — в плане уровней доходов и общего финансового благополучия, владения частной собственностью, возможностей трудоустройства, доступа к услугам здравоохранения и факторов, связанных с уровнем удовлетворенности жизнью. Культура непрестанно твердила нам одно, а общественные реалии обеспечивали совсем другим; иными словами, культура лгала. Это стало серьезнейшим и глубочайшим кризисом легитимизации: культура, постоянно лгущая своим носителям, попросту не может сколь-нибудь долго продвигаться вперед. И если у нее нет истины, то нет ни малейшего понимания, что она лжет. Вполне естественно, что она обманывает ровно столько же раз, сколько случайно говорит правду. Вот и выходит, что она впадает в кризис легитимизации быстрее, чем вы способны произнести слово «деконструкция».
Когда дело дошло до проблем, связанных с безработицей и неравенством в благосостоянии, технологии передового края также не смогли ничем помочь (не говоря уже о том, что самому капиталу, как указывает экономист Томас Пикетти, внутренне присуща предрасположенность к тому, чтобы давать преимущество богатым и отчуждать бедных). Технология давным-давно превратилась в материально-системный коррелят (в нижне-правом квадранте) культурных убеждений зеленой стадии (в нижне-левом). Провозглашенная зеленым информационная эпоха основывалась на убеждении, что все знание равноценно, а потому должно быть абсолютно свободно и нецензурируемо. Часто можно было встретить утверждение, что сеть интерпретирует цензуру как системную ошибку и прокладывает информационные каналы в обход преграды. Но поисковые системы не ранжировали приоритетность знаний с точки зрения истинности, блага, красоты, всевключения, глубины или порождающей их системы ценностей. Они даже не конструировали иерархию развития на основе ценностей или фактов. Единственными критериями были популярность и частота обращений к ресурсу. Истинность информации не играла никакой роли. В Facebook наконец-то признали, что социальная сеть позволила публиковать множество фальшивых новостей, и это, по мнению многих, способствовало победе Трампа на выборах. Дело в том, что алгоритмы Facebook не были предназначены для проверки истинности тех или иных утверждений; они направлены исключительно на удовлетворение нарциссических склонностей пользователя. Теперь перед Facebook, как и перед остальными новостными ресурсами, стоит насущная задача: создать алгоритмы, распознающие и отфильтровывающие фальшивые новости. Это будет намного более трудной задачей, чем кажется: нужно учесть, что работу придется вести в атмосфере отсутствия истины.