— Значит, мы все — лучшие? — улыбнулся Маньяк. — Генофонд?
— Ну да, — неуверенно ответил Чахоточный.
— И они тоже? — мордатый верзила кивнул на парочку, которая прислонившись к пыльной стене у выхода, целовалась с ещё большим усердием, словно распалённые жаром из пекла.
— И они, — пожал плечами Чахоточный. — Правительству видней. Кто мы с вами такие, чтобы судить.
— Не судите, да не судимы будете, — вставил Клещ.
— Да. Тут уж правительству видней, — повторил Чахоточный.
— Значит, нам — туда? — Кот кивнул на печь.
— Получается так, — пожал плечами Чахоточный. — Вы же видите: двери открылись. Нас ждут.
— Но это же… — начала было Прачка, но к ней никто не повернулся — все смотрели на огонь.
Смотрели недоверчиво. А потому Чахоточный, желая, видимо, подбодрить спутников, сделал несколько шагов к печи.
Может быть, жар стал нестерпимым, а быть может, он хотел показать другим, что нет ничего страшного — во всяком случае, он обернулся и с улыбкой махнул рукой.
Тогда от группы отделился Кот и последовал за Чахоточным. За ним, пораздумав, шагнул Профессор. Потянулись — вначале нерешительно, а потом всё смелей — остальные.
— Что же вы стоите? — Юдифь взяла Иону за руку, потянула. — Неужели испугались, а? Смотрите, даже я — женщина — не боюсь!
Повернулся на её голос Профессор. Добро улыбнулся, вернулся и взял Иону за другую руку.
Вот тут Ионе вдруг почему–то стало страшно. Впервые за всё путешествие. По–настоящему страшно.
— Вы знаете, пожалуй, я… — заговорил он, но его никто не слушал. Профессор и Юдифь увлекли его к печи, от которой веяло невыносимым жаром.
И тут, словно почувствовав приближение людей, огонь вдруг стих. Газовые горелки — или что там было встроено в стены — сбавили давление до минимума, так что огонь превратился в небольшие очаги едва живого пламени. Пахло раскалёнными кирпичами, металлом и какой–то едкой химией.
— Ну вот, видите! — возликовал Чахоточный. — Нас ждут, я же говорил вам!
— Да, да! — радостно подхватил Кот.
— И правда… — нерешительно улыбнулась Прачка, беря на руки девочку, которая с любопытством и совершенно без страха смотрела на происходящее.
— Отпустите, — пробормотал Иона, пытаясь вырвать руку из цепких пальцев Юдифи. И Профессору: — Наверное, со мной произошла какая–то ошибка. Правительство ошиблось — я не генофонд. Я не избранный. Я всего лишь клошар. Я не хочу.
— Ну что вы, такого не может быть! — возразил Чахоточный. — Вы же видите, нас ждут. Будь здесь хоть один лишний, не наш человек, огонь не угас бы.
— В самом деле, — поддержал его Профессор, останавливаясь, но не выпуская руку Ионы, — вы незаслуженно плохого мнения о себе, уважаемый клошар.
Внутри печи сохранялась высокая температура из–за огня, раскалённых стен, потолка и пола, поэтому на подходе к воротам даже дышать стало трудно. Тем не менее, недавние пассажиры трамвая двигались вперёд, и только лица прикрывали руками от знойного воздуха. Острее запахло раскалённой печью, газом и чем–то кислым.
В последний момент Иона хотел вырваться из рук Профессора и Юдифи, выйти из вереницы людей — рванулся в сторону, но цепкие руки не позволили ему, тут же потянули назад.
— Куда же вы? — окликнул строгий голос Профессора. — Этого нельзя! Погибнете.
— Ну уж нет! — пропыхтела Юдифь, повисая на Иониной руке. — Видали мы таких…
Он кое–как стряхнул с себя эту оказавшуюся довольно сильной женщину. Освободившейся рукой толкнул в грудь Профессора. И, почувствовав свободу, бросился бежать.
— Стой! — крикнула Юдифь. — Стой, дурак, умрёшь!
— Не делайте этого! — вторил ей Профессор.
— О боже, какой глупец! — простонал Чахоточный.
Иона бежал. Остановился, чтобы оглянуться, уже у выхода. Увидел, что его бывшие спутники вошли внутрь горячей печи и смотрят на него оттуда с грустным сожалением, как святые на нераскаявшегося грешника.
И тут зарокотал, загудел какой–то механизм. Створки двери лязгнули и медленно стали смыкаться, отделяя Иону от тех — уходящих в новую жизнь, в иные миры, в Агни–югу. Не менее минуты смотрели они друг на друга: те — жалостливо, Иона — почти безумно. И только парочка в кожаных куртках стояла отдельно от остальных и снова целовалась, не замечая ничего вокруг. Кажется, Профессор хотел что–то крикнуть напоследок — то ли попрощаться, то ли дать краткое напутствие; а быть может, выказать Ионе своё сожаление. Но было поздно.
Перед тем, как створки закрылись окончательно, Иона услышал свист и сопение — давление пламени в печи выросло многократно…