Приблизившись к распятому, прапорщик Порошин поднял штык, неуверенно прицелился. Уже приготовясь «поторопить», поскользнулся на измятой сапогами траве, едва не завалился и не приколол торчавшего тут же любопытного солдатика первого полугодия службы. Но выправился, крякнул, выматерил мельтешащего полугодка, отогнал его за круг.
Наконец, стараясь держаться ровно, подошёл и враз отвердевшей рукой поднял штык. С лихой небрежностью кольнул распятого между рёбер, отошёл, кивнул командованию.
Тощее тело поникло, провисло на кресте. Излилась из него выпитая с уксусом вода. Упала на грудь черновласая голова.
Последними из семи слов рядового Мирзагалиева на кресте, кроме уже изреченных, были обращённые к прапорщику Порошину три кратких:
— Пашоль на …!
С запада наползала огромная чёрная туча, погружая лагерь в серую душную хмарь. Готовилась гроза.
Пляс—Пигальский концерт Бетховена
Город дрожал. Скопившаяся в одном месте людская масса грозила перевернуть эту махину, как небрежно брошенный на край блюдца комок картофельного пюре опрокидывает его.
В филармонии Штрабаха давали знаменитый Пляс—Пигальский концерт Бетховена. Цены на билеты были завышены немилосердно, но это не избавило организаторов от недовольства желающих причаститься великой музыки даже за такие деньги, а будущих слушателей не спасло от давки в безумной очереди, чьё тело змеилось по главной улице, а хвост достигал самой ратуши. Город и представить себе не мог, что в нём живёт столько любителей музыки вообще и ценителей Бетховена в частности.
В тесноте и давке погибли несколько человек — от удушья или будучи раздавленными о стены. Два гражданина застряли головами в окошечке кассы, поимев глупость просунуться в него одновременно, подстрекаемые конкуренцией за последнее место в партере. В итоге кассу № 3 пришлось закрыть, что едва не повлекло за собой общественные беспорядки среди тех, кто стоял в очереди к этому окошку и теперь оказался не у дел. Настроение усталой очереди немного скрашивала бесплатная трансляция «Фортуны» из «Кармина Бурана» Орфа. Но её прекратили после того, как в очереди был отмечен случай самоубийства. После этого передавали только минуту молчания.
Было много и других подобных происшествий, достойных описания в колонках «События» и «Казусы» городской газеты Штрабаха.
В конце концов, под давлением общественности, администрация приняла решение продавать приставные места, места в проходе и даже на самой сцене — стоячие, по краю.
В день концерта большой зал филармонии был не просто полон, а чрезвычайно полон. Те несчастные, кому не повезло с билетом, атаковали парапет и (с риском для жизни) карнизы, размазывая лица по окнам и пыль по костюмам. Даже крыши соседних домов, окружающих площадь Филармонии, были оккупированы страждущими музыки.
В удушающей толчее, начинавшейся задолго до входа в филармонию, Зритель едва не упал без чувств, не говоря уж об отдавленных ногах и помятых боках. Хорошо, что он пришёл за час до начала, а не то дверь филармонии захлопнулась бы перед самым его носом. А ведь он специально приехал в Штрабах, чтобы побывать на этом концерте.
В сутолоке, поминутно извиняясь и получая толчки, он кое–как добрался до своего места.
Каково же было его удивление, когда он обнаружил кресло занятым. Зритель ещё раз заглянул в свой билет, чтобы убедиться, что верно определил ряд. Да, определено было верно. Между тем, на его месте сидел худощавый господин и решительно делал вид, что не замечает устремлённого на него вопросительного взгляда.
Не менее пяти минут Зритель стоял перед этим господином, многозначительно поглядывая то в свой билет, то за спину сидящему — на номер места. Господин же яростно увлёкся игрой в «Удава» на мобильном телефоне и совсем перестал замечать Зрителя. Тогда Зритель сел прямо ему на колени, полагая, что худощавый господин наконец поймёт свою ошибку и уйдёт. Но тот сделал вид, что задремал и совершенно не чувствует на своих ногах Зрителя. Зато Зритель остро ощущал его костистые колени. Сидеть на них оказалось не очень удобно, но выхода всё равно не было. По крайней мере, теперь, находясь на некоторой высоте, он мог хорошо видеть сцену — ему не мешали ни головы, ни плечи сидящих впереди. К тому же, как он мог наблюдать, довольно многие точно так же сидели на коленях господ, успевших занять не свои места. Наверняка это была хитрость, проявленная оказавшимися без сидячего места. А быть может, таким образом господа позволяли удобно насладиться концертом своим друзьям.