На сцене действительно происходило нечто интересное. Вернее, ничего интересного там не происходило, но Зрителю нужно было сделать вид, что он крайне увлечён происходящим. Его бывший сосед сокрушённо покачал головой и наконец вышел из зала. Зритель почувствовал некоторое облегчение и перестал смотреть на сцену.
И зря, потому что в ту же минуту раздались бурные аплодисменты.
— Что там? — спросил карлик, которому не удалось ничего увидеть даже после того, как он забрался на кресло с ногами.
— Ничего, — сердито отвечал Зритель. Ему не нравился этот маленький человек.
— Почему вы не хотите сказать? — обиделся тот и, кажется, готов был заплакать.
Только теперь, присмотревшись, Зритель понял, что это ребёнок. Его чувства сразу переменились: он испытал уважение к подростку, настолько любящему классическую музыку.
— Вы уже слышали ранее Пляс—Пигальский концерт, молодой человек? — спросил он, чтобы как–то сгладить неловкость.
Но ребёнок, кажется, и в самом деле на него обиделся — он отвернулся и не отвечал, делая вид, что крайне увлечён пятнашками, которые извлёк из кармана.
Зритель пожал плечами и снова обратился к сцене. Как раз в этот момент появился Маэстро. Он быстро вышел на сцену, остановился посредине и принялся оглядывать публику. Был он одет во фрак, а шею его обвивал длинный серый шарф, скрывая под собой подразумевавшуюся белую рубашку. Стоячие места, окружавшие сцену, немедленно бросились к артисту, чтобы получить автограф. Вступая с ними в соперничество, потянулись проходные места. Следом, опасливо отрываясь от своих стульев, рискуя потерять их, торопливо устремились к сцене приставные. Прочие же не спешили покинуть кресла, вполне резонно полагая, что могут остаться без места.
Буквально через минуту маэстро стало не видно в окружившей его липкой человеческой массе. К нему протягивали для подписи программки, пакеты попкорна, платочки, салфетки, ладони и даже интимные дамские штучки. Голос распорядителя, требующего соблюдать порядок и очерёдность, потонул в рёве толпы. Какая–то крайне возбуждённая дама в длинном платье с визгом выбила сумочкой окно со стороны улицы и спрыгнула с карниза внутрь зала. К счастью, её поймал стоящий тут же крепкий мужчина с большими чёрными усами. Зритель подумал, что это, вероятно, её сообщник.
Поддаваясь влиянию толпы, он поднялся со своего места и ринулся к сцене. Он не мог бы объяснить, зачем это делает. По крайней мере, автограф Маэстро ему точно не был нужен.
Тем не менее, он усердно работал локтями, пробиваясь в плотной человеческой массе, и очень скоро ему удалось оказаться почти рядом с Маэстро. Тут Зритель вспомнил, что у него нет ничего, на чём мог бы расписаться великий исполнитель Пляс—Пигальского концерта. Он хотел уже было подставить рукав белой рубашки, но тут его потянули за этот самый рукав. Зритель повернулся. Перед ним стоял полицейский.
Полицейскому с трудом удавалось сохранять равновесие и равнодушное выражение лица, потому что со всех сторон его толкали, как досадную помеху. Один господин норовил как будто невзначай сбить с полисмена его островерхий шлем. Зритель вопросительно посмотрел на полицейского и поднял бровь. Правда, в следующий же момент он её опустил, подумав, что подобное поведение может показаться представителю власти вызывающим.
— Что вам угодно? — вежливо поинтересовался он.
— Это ваше место? — ласково спросил полицейский, указывая на худощавого господина, с коленей которого минуту назад слез Зритель.
— Да, — отвечал тот.
В ту же минуту на руках его щёлкнули наручники.
— Следуйте за мной, — велел полицейский голосом уже отнюдь не ласковым, а суровым и с недоброй укоризной. — Вы арестованы.
— В чём меня обвиняют? — недоуменно вопросил Зритель.
— В убийстве, — строго отвечал полицейский.
Присмотревшись, Зритель увидел, что худощавый господин, на коленях которого он сидел, на самом деле, похоже, не притворялся спящим. Кажется, он давно уже был мёртв. Возможно, он умер в тот момент, когда Зритель уселся на его колени. Зрителю было страшно подумать, что он, со своей необдуманной и грубой настойчивостью в завоевании места, мог стать причиной смерти человека.
Деваться было некуда. Он обречённо последовал за строгим полицейским, бросив беспомощный взгляд на Маэстро, чей долгожданный автограф был так близок. У него и мысли в голове не возникло о побеге или сопротивлении. А ведь он мог бы, пожалуй, толкнуть идущего впереди полисмена в спину и смешаться с толпой. Но Зритель был законопослушным гражданином.