Полисмен привёл его в кабинет директора, в котором был организован временный штаб полиции. Там уже сидели инспектор и городской обвинитель. Они встретили Зрителя осуждающими взглядами, а обвинитель даже прищурился.
— Вот, — сказал полицейский. — Был схвачен при попытке смешаться с толпой.
— Хорошо, — кивнул инспектор. — Я отмечу это в рапорте, вы наверняка получите поощрение.
Полицейский довольно вытянулся и пожал плечами.
— Я не ради поощрения, — сказал он неискренне. — Служба такая.
— Ваша фамилия? — обратился строгий инспектор к Зрителю.
— Бетховен, — отвечал тот.
— Бетховен? Так это вы сочинили Пляс—Пигальский концерт Бетховена? — вмешался обвинитель.
— Я.
— Позвольте пожать вашу руку! — обвинитель бросился к арестованному, пребольно схватил его кисть и принялся трясти.
Инспектор протянул протокол и ручку:
— Подпишите, пожалуйста. На память.
Бетховен оставил на бланке свою размашистую подпись. Довольный инспектор уселся на место и принялся быстро заполнять протокол.
— А мне и подписать нечего, — с сожалением произнёс полисмен. Потом вдруг просиял и бережно достал из внутреннего кармана кителя фотографию женщины. Женщина сидела в пол–оборота к объективу, была некрасива и как будто сердита на неизвестного фотографа.
— Вот, — произнёс полицейский, умильно улыбаясь фотографии и протягивая её Бетховену вместе с самопишущим пером. — Дорогой Розе на вечную память, с любовью и благодарностью, Бетховен.
— Я должен это написать? — поинтересовался Бетховен.
— Ей будет очень приятно, — кивнул полисмен.
Бетховен пожал плечами, взял перо и надписал на обороте фотографии нужные слова.
Между тем инспектор покончил с протоколом и передал его обвинителю. Тот вставил в глаз монокль, откинулся в директорском кресле и принялся внимательно читать.
— Хм… — произносил он то и дело, постукивая себя пальцем то по переносице, то по передним зубам. — Интересно… Вот как!..
Закончив чтение, вложил протокол внутрь чёрной папки, передал её инспектору и обратился к арестованному:
— Значит, вы признаёте себя виновным, господин Бетховен… Это хорошо, это очень осмотрительно с вашей стороны.
— Признаю? — смутился Бетховен.
— Ну да, — обвинитель строго и с подозрением заглянул ему в глаза. — А разве… нет?
Тут Бетховен заметил, что инспектор усиленно делает ему за плечом обвинителя знаки — подмигивает, кивает и отчаянно жестикулирует. Впрочем, смысл и назначение этих знаков, оставались непонятными. Тогда арестованный с мольбой посмотрел на полисмена, но тот отвёл глаза и даже отошёл к окну, повернувшись спиной.
— Мне очень жаль, если тот господин умер по… по моей неосторожности… — нерешительно произнёс Бетховен.
— Неосторожности?! — воскликнул обвинитель так неожиданно, что арестованный вздрогнул. Инспектор за спиной обвинителя сокрушённо покачал головой и вздохнул.
— То есть… — растерялся Бетховен. — То есть, мне очень жаль, что я невольно стал причиной смерти…
— Невольно?! — снова перебил обвинитель. — Невольно… А вот показания свидетелей говорят о совершенно ином. Они прямо изобличают наличие злого умысла и намеренное причинение смерти пострадавшему.
— Но у меня не было такого намерения!
— Это метафизика, — отмахнулся обвинитель. — И господин Ахенштерн и господин Ахенштерн и мадам Пульц однозначно подтверждают, что видели, как вы совершенно осознанно причинили пострадавшему смерть.
— Кто эти господа? — вопросил Бетховен, которому названные фамилии совершенно ни о чём не говорили.
Обвинитель сделал знак стоящему за его спиной инспектору. Тот отошёл к полисмену, по–прежнему любующемуся видами за окном, и что–то прошептал ему на ухо. Полицейский кивнул и исчез за дверью.
Через минуту он вернулся в сопровождении двух господ и дамы. Свидетельницей оказалась та самая дама, что давеча разбила окно и спрыгнула в зал. А двумя господами были любитель белота и карлик. Бетховен ничего не имел против господ, но ему хотелось бы спросить, каким образом в свидетелях убийства оказалась отчаянная мадам Пульц.
— Господа Ахенштерн, Ахенштерн и мадам Пульц, — доложил полисмен. После этого он снова отошёл к окну и принялся ковырять в зубах пластмассовой зубочисткой, извлечённой им из подкладки шлема.
— Вот видите, — обратился обвинитель к Бетховену. — Господа Ахенштерн, Ахенштерн и мадам Пульц.
Любитель карточных игр не сводил с Бетховена пронзительного укоряющего взгляда. Карлик отрешённо посматривал в окно. Присмотревшись к нему получше, Бетховен совершенно точно смог определить, что это всё же не подросток, а взрослый мужчина более чем среднего возраста.