— Он хочет унизить закон, выразить ему своё презрение! — крикнул кто–то из толпы, и Бетховен окончательно понял, что наблюдатели не на его стороне. Ему показалось, что это кричал тот карлик, господин Ахенштерн. Впрочем, его не было видно за толпой, поэтому Бетховен не мог бы поручиться, что не спутал голос.
— Зачем вы отягощаете свою и без того не малую вину, господин Бетховен? — укоризненно произнёс обвинитель. — Неужели вам так хочется оставить по себе в городе Штрабахе только самую чёрную славу?
Кто–то из толпы бросил в Бетховена камень, но к счастью не попал. Камень стукнулся о бетонную стену и рикошетом ударил по ноге полицейского. Тот зашипел от боли и яростно подтолкнул приговорённого к стене.
— Встаньте уже как–нибудь! — пробормотал он. — Сколько можно всё это тянуть! Неужели вам доставляет удовольствие мучить меня вновь и вновь?!
— Мучить вас? — удивился Бетховен. — Объяснитесь, я не понимаю.
— Ах, полно вам притворяться! — покачал головой полисмен. — Ведь вы же узнали меня, сразу узнали, я уверен.
— Узнал вас? Но… Нет, я даже подозрения не имею о том, кто вы такой. Быть может, меня сбивает с толку ваша форма.
— Кончайте уже! — крикнули из толпы. — Темнеет.
На улице действительно темнело. Поднимался холодный осенний ветер, но даже он не мог остудить пылающие умы и разгорячённые души толпы.
Полицейский торопливо сдёрнул с головы островерхий шлем, вопросительно взглянул на Бетховена. Тот дёрнул губами и покачал головой: нет, он по–прежнему не узнавал.
Тогда полисмен снял китель.
Что–то знакомое почудилось Бетховену, какое–то воспоминание мелькнуло в голове, но он не мог сосредоточиться, уловить его.
— Ну? — улыбнулся полисмен. — Вспомнили?
— Не могу, — покачал головой Бетховен.
— Поторопитесь! — крикнул со своего места понукаемый обвинителем инспектор.
— Скорее вставайте, — засуетился полицейский, — пока меня не уволили со службы. Вы ведь не хотите, чтобы меня уволили, господин Бетховен?
— Нет, не хочу, — отвечал бухгалтер, становясь лицом к стене. — Хотя, мне должно быть всё равно.
— Значит, вы так и не узнали меня… — с сожалением произнёс полисмен, взводя курок револьвера.
— Не могу, — повторил Бетховен. — Напомните хотя бы, при каких обстоятельствах.
— Ну что ж вы так! — покачал головой полисмен, приставляя дуло револьвера к затылку Бетховена. — Ну, вспомните: Пляс—Пигаль… вы напеваете вступление из своего концерта… Какой–то прохожий, думая, что вы просите подаяния, бросает вам под ноги монетку в десять су… Вы улыбаетесь и небрежно поддеваете её носком ботинка… Доходите до двадцать шестого такта, и тут вступает…
— Волынщик! — радостно воскликнул Бетховен.
— Слава богу! — отозвался полисмен и нажал на спуск.
Час спустя всё было кончено, ничто не напоминало о недавно свершённой казни. Тело убрали, смыли кровь со стены. Двор филармонии ничем не напоминал о восторжествовавшем здесь законе. И только осенний ветер забрасывал мостовую жёлтыми листьями.
Город медленно погружался в ночь. Ужинал бараньей ножкой в уютной кухне, при свечах, господин обвинитель первого ранга и рассказывал супруге о событиях дня. В своём кабинете перечитывал протокол по делу Бетховена господин Ахенштерн и в который раз убеждался в справедливости вынесенного им приговора. Дремала перед телевизором, с вязанием на коленях, мадам Пульц. Стояли у кассы № 3 два господина, соединившись головами в узком окошке и подрёмывая в ожидании слесаря, который вот–вот должен подойти и освободить их.
А на своём балконе, в тихом переулке, залитом светом сонных фонарей, полисмен играл на волынке Пляс—Пигальский концерт Бетховена и плакал.
Пропускной режим
Иван уже минуты две стоял у турникета и шарил по карманам. Пропуска нигде не было.
— Чёрт, не могу найти, — махнул он рукой. — Может, в кабинете оставил?
— Не могу знать, — строго отозвался вахтёр.
— Ну и ладно, найдётся, — улыбнулся Иван, толкая турникет. Но тот открывался по команде кнопки в будке вахтёра, и поползновения Ивана проигнорировал напрочь.
Вахтёр пошевелил бровями из–за мутного плексигласового окна.
— Попрошу не ломать, эт самое, аппаратуру, — сказал он, подумав.
— Так откройте же, чёрт побери! — не выдержал Иван. Сзади уже роптали торопящиеся покинуть казённую атмосферу, глотнуть свежего уличного воздуха. Они напирали, подталкивали в спину, требуя либо двигаться вперёд, либо освободить дорогу.
— Пропуск?! — изрёк вахтёр.
Не отвечая, Иван попробовал перелезть через турникет, но тот оказался высоковат — не вышло, не та была растяжка.