— Он ещё и брыкается, зараза! — лютовал крановщик Зазорин, хватая насильника за уши и бия его головой в лицо.
Если бы не заводской гудок, предупреждавший о начале трудовых будней, насильнику не удалось бы избежать немедленного наказания за свои гнусные посягательства.
После того как гудок призвал защитников девичьей чести к исполнению служебных обязанностей, насильник, повинуясь инстинкту, принялся отползать за угол — наверное, чтобы тихо скончаться в уединении, но сантехники и батюшка отец Андрей, которых призыв гудка ни к чему не обязывал, ещё некоторое время преследовали его — довольно, впрочем, долгое время, потому что насильнику удалось проползти две остановки.
Скрываясь от заслуженного наказания, он попытался скрыться в универсаме «Универсам», заполз в фойе и хотел было проползти в торговый зал, но кассирша Зоя вовремя пресекла его поползновения, крикнув: «Куда без тележки, гражданин? Без тележки нельзя. Возьмите тележку».
Насильник хотел было взять тележку, но в этот момент его настигли сантехники, и новые удары разводного ключа по пяткам лишили преступника воли к жизни. «Таки убили», — сказал он и отдал богу душу под напутственный пинок отца Андрея в пах.
Вид у бога, как показалось кассирше Зое, был немного растерян.
Андрогина Сергеевна, уборщица из аптеки номер восемь была с яйцами. Именно поэтому она шла очень медленно и осторожно, широко расставляя ноги, чтобы, не дай бог, не растянуться в апрельской слякоти.
Навстречу ей двигался гражданин и читал центральную городскую газету, на первой полосе которой крупными буквами было набрано «Бог — есть!».
— Остеопорозно, сынок! — предупредила его уборщица, предвидя угрозу столкновения.
Гражданин с газетой не услышал уборщицу и продолжал быстро шагать вперёд. Тогда Андрогина Сергеевна метнулась от него в сторону и при этом попалась под ноги двум сантехникам, которые бежали из универсама на остановку, торопясь на прорыв канализации, с которого звонили уже ещё два раза. На полном ходу работники трубы и унитаза не смогли уйти от столкновения и наскочили прямо на уборщицу.
— Ах вы гниды! — вскричала та, уронив ячейку с яйцами.
Сантехники, однако, даже не остановились, потому что к остановке как раз подходил трамвай номер четырнадцать, и по лицу вагоновожатой было видно, что она просчитывает момент, в который нужно будет закрыть двери, чтобы вовремя не пустить в вагон сантехников. Вагоновожатую звали Люба, её бывший муж был сантехником, а потому она хорошо знала и закономерно ненавидела эту породу мужчин.
Между тем, напуганный уборщицей гражданин с газетой неосторожно выскочил на привокзальную площадь и едва не попал под машину, в которой ехал генерал ракетных войск Тарасов и разговаривал по телефону с майором Гудеевым, заступившим на дежурство по охране воздушных рубежей родины. Водитель — молодой младший лейтенантик — занервничал, не справился с управлением, и генеральскую машину вынесло на трамвайные пути, после чего она тут же и заглохла. Взлетела над площадью стая перепуганных происшествием голубей.
Водитель безуспешно пытался завести машину, недобрым словом поминая гражданина с газетой, а генерал продолжал разговаривать по телефону. И тут прямо на них вывернул стремительный трамвай четырнадцатый номер, уходящий от погони обманутых вагоновожатой Любой сантехников. Ровно в ту же секунду машина, словно почувствовав недоброе, наконец завелась.
— Жми–и–и! — закричал генерал, хватая водителя за плечо и пуча глаза на приближающийся вагон.
— Есть! — отвечал майор Гудеев на том конце джи–пи–эр–эс, и с радостной мыслью «Наконец–то!» до упора вдавил в пульт красную кнопку.
Вспорхнула над землёй шустрая стайка ракет с ядерными боеголовками и на крыльях возмездия понеслась в сторону потенциального противника.
К счастью, пролетая над городом, она столкнулась со стаей голубей, имеющей численное превосходство; навигационные системы ракет были выведены из строя, и воинственные боеголовки попадали где–то в поле, за речкой Жменькой.
Так была предотвращена третья мировая война. Ну так известное же дело: голубь — птица мира.
Накануне, в четверг, сразу после завтрака, Фёдор Петрович стал богом. Он не мог бы объяснить, как это произошло, потому что случилось всё внезапно, непредсказуемо и без всяких на то оснований. Сам Фёдор Петрович в бога никогда не верил, ни о чём подобном не помышлял, и вообще, на производстве, где работал вот уже четверть века токарем, характеризовался сугубо положительно.