– Да нет… чего уж там… – засмущался вконец Володька и вдруг выдал, – Варь, пойдем домой, возвращайся, а?
– Так ведь дома она, – усмехнувшись заметил Витька, – или ты так не считаешь? – и снова нехорошо прищурился.
– Так-то оно, конечно, так, но… – окончательно растерялся Володька. И вдруг даже для самого себя неожиданно начал сбивчиво, стараясь смотреть исключительно на Варвару, но постоянно косясь в сторону Виктора, говорить о том, что в доме беспорядок, что скотина просто-таки пропадает, что огород зарос сорняком, что, в конце концов, он сам уже три дня как не евши.
Витька выслушал эту тираду с чувством собственного превосходства и с полным отсутствием какого-либо сочувствия. На Варьку же исповедь бывшего мужа произвела иное действие. Она вдруг поняла, что все то, что она исправила в Витькином хозяйстве, перешло в совсем недавно их с Володькой общий дом, что вся та неразбериха и запустение, с которыми она так скоро расправилась здесь, царят теперь там. В сердце ее появилось сомнение в правильности своего поступка и она, стараясь хоть как-то исправить сложившееся положение, сказала, обращаясь к Виктору:
– Вить, а давай он к нам переберется и скотину сюда перегоним. Что ему одному там мыкаться. У тебя ж дом вон какой большой, всем места хватит.
Такого поворота событий Витька ну никак не ожидал. Он как сидел, откинувшись к стене со скрещенными на груди руками, так и застыл в этой позе. Не застыло только лицо. На нем за те несколько секунд, которые потребовались для выхода из случившегося ступора, самодовольство сменилось удивлением, переросшим в огорчение, которое в свою очередь, превратилось в задумчивость. Когда же на лице Виктора появилась решительность, он начал говорить:
– Так, – сказал Витька, поднимаясь из-за стола, – вы что, оба совсем рехнулись? Вы мне решили из моего дома богадельню устроить, собес и… еще черт знает что? И все это под одной крышей? – все больше распалялся Виктор. – Вон оба отсюда!
– Вить… – начала было говорить, растерявшись от такой реакции Виктора, Варвара, но была тут же прервана громовым:
– Вон! И чтобы духу вашего в этом доме не было!
январь 1999
Трамвай и немножко странно
Я не хочу писать любовные романы.
Неизвестный автор
I
“Как странно – все в мире удваивается. “Ты” и “я”, верх и низ, перед и зад, десница и шуя… Мир, выражаясь по-научному, анби… амби… валентен. Да, да, да! А еще в нем царит хаос. Мир есть хаос. Весь мир. Дырка на пятке – хаос. Набойка слетела – хаос. Все, все – хаос!” – сделав такое заключение (мысленное, конечно!), Машенька встревоженно огляделась – не сказала ли она чего вслух. Но, кажется, никто из трясущихся рядом с ней пассажиров трамвая N25 не обращает на нее внимания.
Машеньке тридцать лет (это она скрывает), у нее был муж (и это скрывает), он ее бросил (об этом тоже знать никто не должен) … “Сам дурак! – вспомнив муженька, Машенька только усмехнулась. – Тоже мне, нашелся умник…”
Муж не понял тонкой Машенькиной натуры, не оценил ее порывов, ушел, хлопнув дверью и прорычав на прощанье: “Дура!” Он не оценил того, что Машенька особенная, и особенностей у нее много. Например, она любит мечтать… О разном.
В детстве Машенька мечтала о котенке с розовым носиком, в отрочестве – о мальчике с голубыми глазами, в юности… К тридцати годам Машенькины мечты изменились, в грезах ее перестали фигурировать конкретные лица и предметы (фи, как пошло!), – и грезы приобрели характер более отвлеченный, возвышенный. Так, например, мысли о хаосе родились в Машенькином мозгу не случайно. Дело в том, что Долина по радио нынче пела:
Половинка моя, половинка моя…
Вот Машенька и замечталась о том, что неплохо бы и ей встретить свою половинку. “Ведь должен же он где-то быть. Мир, хоть и хаос, но анби… амби… валентен!”
К сожалению, дальнейшие машенькины рассуждения останутся для нас загадкой, так как на следующей остановке она выйдет, увлекая за собой свою уже надрезанную кем-то сумочку, аромат духов и, естественно мечты…
II
На задней площадке, уцепившись правой рукой за поручень, а левой за портфель, ехал некто Алферов.
Некто Алферов страстно не любил свою фамилию, потому что, с кем бы он ни знакомился, слышал всегда один и тот же вопрос: “А вы случайно не родственник той, той самой, которая актриса?” И каждый раз он отвечал, грустно усмехнувшись: “Нет. Я не родственник. Однофамилец.” Спросивший же каждый раз сильно удивлялся: “Странно, а я думал…”