– Никак: я одна…
***
Поднимались долго. Она впереди, он за ней. Невольно оценивал: “Фигурка что надо, старовата только и руки длинны, но ничего… А вот бы…”
– Ну вот и пришли!
Дверь открыла. К выключателю. Руку перехватил. Прижал к стене.
– Что вы? Что вы делаете, Конс… Пусти…
Рот зажал. В охапку. На пол. Молчит, только глазищи дикие, огромные…
***
Закурил у форточки на кухне. Руки дрожат. Прислушался – всхлипывает в ванной.
Пришла. Волосы у лба влажные. В теплом халате. В глаза не глядит.
– Давайте же пить чай, Кон… Костя.
Раздавил окурок. К ней. В ноги.
– Прости… те. Прости меня. Сам не знаю. Я не…
Говорить не мог, голову поднять – боялся. На колени опустилась рядом, по щеке погладила:
– Давай… те… пить… чай…
Понял, что простила, пожалела. От сердца отлегло.
***
Чай пили долго. И молча. О чем говорить после такого! И вдруг она:
– Расскажи о себе.
– Да что рассказывать?
– Все. Все, что хочешь.
Начал полушутя:
– Родился в семье врача, но врачом быть никогда не хотел: боялся трупов и лягушек. Трупов лягушек…
Постепенно посерьезнел. Говорил, говорил, говорил. Душу на ладошку выкладывал.
А она все смотрела, смотрела. Молча. Даже не кивала. Замерла. Пила глазами.
– Потом женился. И любил ее очень. Очень сильно любил. Сначала. Гуляли недолго – сразу в загс. Первые дни – мед. Только потом как-то оказалось, что разные мы с ней люди. У меня свои интересы, у нее – свои. Дом – работа – дом – работа – дом… Все осточертело! Начались ссоры, придирки. Потом сын родился. Олег. Тут вообще пошло-поехало. Она как с цепи сорвалась. Все не так, все не эдак. Я начал себя ловить на том, что на чужих баб заглядываюсь, домой идти не хочу. Пару раз не пошел… Сам себе стал противен. Одна отдушина – Олежка! Да только ведь его от нее не оторвешь! Чувствовал, что стреножен навеки. Не стерпел однажды, взмолился: отпусти! Она: “Отпускаю. Только чтоб тебя, паршивца, больше и духу не было. И про Олега забудь! Понял?” Ну я и забыл…
Взглянул на нее. Смотрит все так же пристально. Ни ресничкой не дрогнула, но в глазах что-то новое.
Говорил долго. И про недавнего “подонка” рассказал. Все–все…
Глаза поднял. Она потупилась, чаинки в чашке разглядывает, ложечкой играет. Почувствовала взгляд, покраснела, как подросток.
– Что же молчишь?
– Молчу? А что сказать? Иди… те. Поздно уже. Поздно.
– Ну, я завтра…
– Нет!
– А?..
– Ни к чему.
– Прос… Прощай… те, Татьяна…
– Прости… те.
***
Вышел, спустился, закурил. Поздно. Под фонарями размыты светлые круги. Улицы опустели. Из освещенных окон – звуки: “Миллион, миллион, миллион… Начинаем вечерний выпуск… Иди ты к дьяволу!… Мама, ма… Свою жизнь для тебя превра… В одну реку нельзя войти дважды. Так сказал…”
Окурок упал на асфальт.
июнь 2000
Капля
Льет дождь. Целый день льет дождь. Окно затянуто густой сеткой капель. Сквозь нее видны ветви мокрых понурых тополей и окна дома напротив. Изображение расплывается и причудливо преломляется. Линии превратились в волны, зигзаги, и концы их размазаны на границе стекла и оконной рамы. Мир искажен дождем.
Сергей постоял у окна, затем отошел к письменному столу. На столе – чертеж. Последний чертеж к дипломному проекту, только что испорченный нечаянно упавшей на лист каплей туши.
– Перечерчивай!
Приготовил новый лист. Прижал непослушные уголки стопками книг, заточил карандаш…
Звонок…
– Да, слушаю!
– Здравствуй… я… приехала, – трубка выплеснула очевидно заранее приготовленную фразу и замолкла. Отчетливо стал слышен вечный телефонный прибой.
– Хорошо, – Сергей не знал, что ей сказать.
– Ты рад?
– Рад.
– Я… приду?
– Нет! То есть я бы с радостью, но… Давай встретимся не у меня, а…
– В парке у фонтана?! – голос в трубке заметно оживился. – Через час.
– Да. Давай там. Через час.
– До встречи?
– До… – фразу Сергея прервали короткие гудки. Очевидно, незнакомая собеседница поспешила в парк.
Он представил, как сейчас она бежит по мокрому асфальту, как постукивают-позвякивают металлические набойки на каблучках, как она то и дело поглядывает на часики, спотыкается, торопится…
– Повезло же какому-то… – протянул мечтательно, положил трубку и вновь направился к письменному столу. Но чертежом заниматься уже не хотелось. Шум ливня за окном навевал сон. Сергей растянулся на диване (руки в замок и за голову), неожиданно рассмеялся:
– Дуреха влюбленная! Промокнет до нитки, – закрыл глаза и незаметно заснул.