Разбудил его дробный торопливый стук в дверь. Вскочил, полусонный, бросился открывать. В дверном проеме огромный мокрый зонт, за ним – шуршание.
– Вы к кому?
Зонт закрылся. Оказалось, что его держит в руках совершенно незнакомая девица. Смешная мокрая курица.
– Здрасьте! Новиков Станислав здесь живет?
– Нет. Здесь живет Сергей Новиков.
– О-ой!.. Так значит я… О-ой!..
– Ошиблись. С кем не бывает? До свидания, – Сергей начал закрывать дверь.
– Постойте, а где же Стасик?
– Откуда ж мне знать?!
– Так ведь я ему звонила и…
– Ну?!
– Говорила с ним, встречу назначила…
– Ну?!
Тут за спиной Сергея зазвонил телефон. Он поднял трубку, но связь прервалась и раздались короткие гудки. Повернувшись к двери, Сергей увидел на лице девицы сложную смесь различных выражений: раздумье, сомнение, надежда, разочарование…
– Ну?!
– Скажите, это я вам звонила, да? Часа два назад? Да?
– Да, мне звонили, но я не знаю, вы ли. Кто-то ошибся номером.
– Значит, ошиблась… – посетительница сделала неповторимый жест руками (как-то по-особенному развела их и уронила: что ж…) и сразу стало понятно: она на грани отчаяния.
– Простите, я пойду, – раскрыла зонт и начала медленно спускаться по лестнице к лифту.
– Странная какая-то, – Сергей пожал плечами, закрыл дверь, вернулся в комнату.
На столе лежал готовый к работе чистый лист, отточенный карандаш. Собравшись с духом, Сергей начал чертить.
Работа была почти закончена, когда вновь раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Сергей услышал:
– Простите, но это снова я. Я вас, конечно, отвлекаю?
– Нет, что вы! – чертеж удался, и Сергей был теперь в благодушном настроении.
– Я вдруг подумала, что адрес-то ваш…
– Простите, о чем вы подумали?
– Видите ли, мы с ним переписывались. Я отправляла письма на адрес почтового отделения. Недавно решили встретиться. Он дал мне адрес… Мне проще приехать: я это город знаю, я… А он работает… Я приехала, хотела позвонить: неловко как-то без предупреждения. В справочном дали номер, и вот…
– Вы думаете я вас разыгрываю? Нет! Я не Стасик. Простите! – Сергей едва сдержал раздражение.
– Да нет, я не думаю, – трубка замолчала. – Только как же он так…
Сергей не знал, что сказать. Ее молчание было таким же красноречивым, как тот неповторимый жест (по-особенному развела руки и уронила их: что ж…). Телефонный прибой напоминал шум льющего за окном дождя. Помехи, словно густая сетка, разделили Сергея и ту, что была на другом конце провода. “Как же так, как же так, как же так,” – пульсировало в висках и пальцах, сжимающих трубку телефона. Незаметно пульсация стала звуковой: связь прервалась и раздались короткие гудки. Она ушла.
Сергей довольно долго не решался сделать то же самое, слушал, слушал… Затем бережно опустил трубку на рычаг. Вернулся к столу.
Дождь за окном шел, не переставая. Шум его заглушал все уличные звуки: гул моторов, шорох шин, голоса людей… Небо было затянуто густой серой пеленой. На почти законченном чертеже красовалась большая нечаянно сорвавшаяся капля туши.
июнь 2000
Лотерея
Предисловие
Неисповедимы пути мысли писательской! Никогда не знаешь, что нового она тебе преподнесет и из чего родится твое очередное произведение. Вот, например, недавно читал журнал. Сначала все шло честь по чести: произведения заглатывались строчка за строчкой, страничка за страничкой до тех пор, пока я потихонечку не подобрался к рассказу Сергея Главаткого “Лотерея”. И все бы ничего, да только с седьмого абзаца сюжет вдруг раздвоился: одну линию развития событий я считывал с листа, а другая проигрывалась у меня в голове, стояла перед глазами и переливалась всеми красками жизни. Скажите, что мне оставалось делать, кроме как выплеснуть на бумагу то, что пронеслось перед моим взором в считанные минуты?
* * *
– Вот мне и исполнилось сорок три года, – именно так думал Крохúн, бесцельно бродя по жарким, пыльным и по-праздничному многолюдным улицам родного города, заткнув кулаками карманы потертых джинсов. Конечно, он думал не только об этом. Были в его мыслях и семья, и работа, и критика действий правительства, и неодобрение жизненной позиции сослуживцев, назревшее в связи с недавними выборами. Много чего успевал он передумать, рассекая своим не лишенной зрелой массивности телом толпы праздно гуляющего народа, но к мысли о возрасте возвращался чаще всего.
– Вот мне и исполнилось сорок три года, – хмыкнул про себя наш герой, смяв при этом попавшую ему на пути стайку веселящейся молодежи. – Веселятся! Правильно, у них еще все впереди. Черные полосы еще только поджидают их на жизненном пути. А у меня давно идет сплошная и беспросветная черная полоса, все хорошее уже в прошлом. Жизнь, можно сказать, прожита и впереди меня ждет череда многочисленных разочарований и горьких страданий, – Крохин, повинуясь многолетней привычке, взметнул руку вверх, дабы поправить челку, но наткнувшись на гладкую загорелую лысину, вспомнил, что его дивные вихры, сводившие с ума женщин, давно там, где и беззаботная молодость. Пригладил несуществующие волосы, чтобы жест не пропал даром, и вдруг резко отдернул пятерню, будто что-то ее жгло. – Вот я уже и лыс, – выражение гадливости пересекло его полные губы, еще сильнее выделяя и без того резко прочерченные морщины в уголках рта. Только сейчас Крохин осознал в полной мере этот давно свершившийся факт.