Но, по сути, она жила теперь лишь в рейсах. В бесконечных рейсах по родному пятьдесят пятому маршруту. Иногда по сорок седьмому на одиночном вагоне. Иногда по какому-либо ещё, если выпадала замена...
***
Закончилась смена, Надя собиралась домой. Увидела Сашу Суржикова, обменялись приветами, разошлись. Рядом с Сашей, держа его под руку, шла Татьяна, диспетчер.
Когда-то... когда? Саша, тихий скромный паренёк, пришедший на курсы вместе с ней, приглашал "пойти погулять". Она отнекивалась. Устала, не было желания, болит голова, чёрный колодец в ощущениях и чувствах после смерти мамы... Не заметила, когда Саша перешёл с пространных монологов на дежурные cкорострелы "привет-пока". Может быть, год с того момента прошёл, может, даже полтора. Зато теперь вот увидела его с Татьяной, и гром беззвучный грянул: больно. Улыбаются, смотрят друг на друга, счастливые...
Как же так получилось? Ведь не обещали ничего друг другу, ни он, ни она. Не встречались после смены, не гуляли вместе, не смеялись над глупым, рассказанным просто так анекдотом. Выбрал Танюшку, и ладно, славная вышла пара. Но заноза ныла: могли бы не пройти мимо друг друга, могли бы...
Парк Лесотехнической академии встретил привычной тишиной. Ветра не было, мокро хлюпало под ногами. Облетевшие листья не успели ещё перелинять в бурый неказистый вид и отсвечивали сквозь слабый покров мокрого снега ярким золотом. Оголённые ветви плакали дождём, насыщая воздух позднеосенней сыростью.
Ах, мама, мама...
***
Вышли тогда из Петропавловки напротив зоопарка, неспешно пошли вдоль Кронверского проспекта. Собирались сесть в трамвай на Зверинской улице, проехать до Финляндского вокзала, а оттуда, двадцатым маршрутом, уже к себе. Ритуал, которого мама придерживалась в своих прогулках всегда.
Вагон подлетел со стороны Сытного рынка. Неожиданно старый, красный, с деревянным корпусом. Он смотрелся непривычно и тревожно. Красный деревянный вагон старого образца на современном Кронверкском.
- МС-1, - неторопливо объяснила мама, - Моторный Стальной, первая модель. Такие ходили в блокаду...
Надя вспоминала. Как удивилась, откуда в современном городе блокадный вагон. Мама сказала, что восстановили для туристов. Маршрут пользуется спросом, тем более, что по Троицкому мосту рейсовый трамвай уже давно не ходит. Город летом жил туризмом, что объясняло многое.
- Прокатимся? - весело предложила Надя, делая шаг к ждущему вагону.
- Нет, - покачала головой мама. - Не сейчас. Рано...
Трамвай обиженно звякнул и потарахтел дальше. Свернул на улицу Добролюбова, исчез за домами. Мама смотрела вслед так, будто увидела привидение.
- Мама, что с тобой?
Она уже взяла себя в руки:
- Ничего, Наденька. Ничего...
Но в глазах стыла настороженная печаль. Она знала!
***
Одинокий вечер в опустевшей квартире сыпал в окна дождём, перемешанным со снегом. Горел уютным оранжевым абажур торшера. Надя смотрела альбомы. Историю каждой фотографии она, - со слов мамы!- знала наизусть.
Павел Аверченко, молодой, совсем ещё мальчишка, но уже герой Ленинградского фронта. В кепке, с задорным лицом, с орденами на гимнастёрке... на Дворцовой площади... ветеран. Надя не помнила отца, он умер в год, когда она родилась. Мама рассказывала, как познакомилась с отцом. На победном параде сорок пятого...
- Мы знали, что победим, - доносился сквозь время мамин голос. - Будущее поддерживало нас. Мы сражались за него, и оно протягивало нам сквозь время озарения, уверенность, твёрдое знание грядущих побед. Мы знали, что выстоим вопреки всему. Но знали и то, что выживут среди нас не все...
Полина. Давняя мамина боль, соседская девчонка, подруга детства, которую мама не уберегла, и от того мучилась виной всю свою жизнь. Осталась лишь одна фотография с обгорелым уголком. Полина и Вера, лучшие подруги-погодки... Лица цвета сепии, студийная съёмка.
Андрей. Старший брат, так похожий на отца. Андрей Аверченко, военный хирург, погиб в Афгане. Нина не знала его, она родилась позже. Странно было слушать мамины рассказы о брате, которого никогда не видела вживую своими глазами, только на фотографиях...
А это что? Из очередного альбома вывалилась на руки тетрадка. Простая ученическая тетрадка с зелёной бумажной обложкой, на двенадцать листов. Мамин почерк на первой странице! Раньше этой тетрадки здесь не было, Надежда была в том уверена, как в себе. Сколько раз листала альбомы, с мамой и без. Ни в одном из них никакой тетради никогда не было.
Хлопнула дверь, Сашин голос разорвал тишину:
- Надь? Ты дома?
Надя поспешно сунула тетрадку в альбом. Почувствовала, что показывать сестре мамины записки не надо...
- Здесь я, не кричи...
И опять, и снова очередной виток очередного разговора по разные стороны одной стены. Свистел чайник, выпуская пар. Кухня варилась в крепких ароматах кофе, "Собрания", разогреваемых на сливочном масле блинчиков с мясом и вареньем.