простыней и продавленных подушек. Безликий час. Тишина
плотно наполнила звоном уши. Я слышу, как поют цикады проводов,
похороненных в затхлом сыром туннеле стены навеки. Я слышу
низкий гул забытого ветра, который разучился летать. Это
похоже на то, как висит нижняя «ми» на ибанесе нашего басиста.
Эти две фракции смешиваются с рифом Майка из «выстрелов»,
засевшим в моей голове. В конце рифа вдруг раздаётся моя триоль
в «си бемоль миноре». И это «вдруг» повторяется без конца,
каждый раз оставаясь «вдруг». И вот уже который час не могут
согреться пальцы ног, обжигая холодом подлокотник дивана.
Диван слишком большой для одного человека. Когда-то у меня
была кровать. Дешёвая совковая развалина времён перестройки. А
потом её сменил диван, и на нём слишком много места для
одного. Пустота рядом в безликий час резонирует с пустотой
внутри.
***
«Со стоящим человеком и на край света махнуть можно», — сказал он
ей. «Да, а остальные подходят для удовлетворения некоторых
потребностей», — сказала она ему. Когда ей плохо она делает
много разных глупостей и одну умную вещь. Она бьёт бутылки об
асфальт, причём виртуозно. Она царапает себе лицо, чтобы
наутро безуспешно попытаться замазать тоналкой следы ночи. Она
раздирает до мяса спину. И её прекрасная тонкая спина похожа
на крокодилью кожу. Она ложится спать. Она плачет. Она пьёт
настойку белого пиона. Но иногда под утро, в безликий час
она звонит мне и просит погулять. И даже чёрные воды отчаяния
в безликий час приобретают дьявольски спокойный и
неизлечимый оттенок беж.
***
Телефонные разговоры и их отсутствие оставляют горький осадок.
Безликий час отвечает короткими гудками, пролетающими туннелями
городского подземелья с запада на юг, чтобы заставить тебя
нажать красную кнопку на клавиатуре телефона и закурить
последнюю сигарету. Рыжий огонёк и красная пачка, золотая ленточка
на границе фильтра, змеистый дым — все они всего лишь
вариации на тему. И тема вытрясает из тела тепло крупной дрожью,
когда за окном проносится на свидание полузабытый сон той
девочки, которая торговала спичками под рождество и надела
красный башмачки в церковь. Латунный варган ждёт наступления на
тишину. Латунная ручка двери ждёт прощальной ласки перед
недолгим расставанием. Английский чай номер один от ахмада
желтеет своим названием в предвкушении горячего душа без
сахара, чтобы отдать свои мягкие тона и цвет неуклонно желтеющим
от бесчисленных пачек сигарет зубам и саднящим покусанным
губам цвета Дюран Дюран.
***
Листва готовится умереть под ногами, но пока ещё держится на
привычном месте и даже ненавязчиво зеленеет. Но еле заметные
проблески желтизны уже намекают, что пора закатывать банки и
запасать дрова. Солнечный свет ещё может пригреть, но ночь
получила доминанту и пожирает взгляды и расстояния. Безликий час
зависает на тонике, и просыпается из небытия мертвая весна.
Антихрист обновления уже мутит умы неудачливых жителей
средней полосы. Раскиданные точки фонарей пытаются отогреть
покрывшийся тонкой ледяной корочкой взгляд, но лишь подыгрывают
бежевой тоске. Снега ещё нет, и незачем стоять ночь напролёт у
бульвара, заворожено глядя на пляску снежинок в золотом
ореоле, предчувствуя пневмонию.
***
Прогулка до магазина в безликий час отдаёт разум во власть паранойи.
Заслышав голоса и шаги, отступаешь в темноту и пережидаешь
за гаражом очередное поползновение рока, тревожно пытаясь
расслышать звук собственного сердца, но встречая лишь шлепки
кроссовок по исхоженному асфальту. И только невнятное
ощущение беж гонит дальше и заставляет разбираться в предпосылках и
ассоциациях, чтобы понять, не станут ли её глаза зелёными,
если ты зайдёшь слишком далеко в игре.
Звук волны
Плотное отсутствие, плотное как плоть, крахмал, пресный овсяный кисель — ты забыла сахар! Медуза Горгона на кратком спецкурсе для поступающих в МОЛГМИ им. Пирогова, рвотно-обаятельная в квадратных непроницаемых чёрных очках охотника за инопланетными тараканами-убийцами с головй на плече и тестикулами под челюстью. Жиденькие мециеливо белёсые волосы лежат на полупрозрачной светящейся голове, рука с пинцетом на миг зависает над выцветшим красным бицепсом, оголённым, лишённым кожи. И стальной кисловатый пинцет с черными пятнами на зазубренных концах вытягивает бесконечное упругое мышечное волокно — этот звук мне определённо знаком fleshlike silence, плотоподобная тишина. Главный звук, грунтовка.