Её сил уже не хватает, чтобы удерживать свои части вместе. Всю
плоть болота пронизывают тлен и разложение. Болотный газ — это
сероводород, запах смерти. Им пахнут тухлые яйца. Маленькие нерождённые
птицы. Вещество, пропитавшее всю воду болот — это трупный яд.
Самый дорогой наркотик в этом мире, источник почти неограниченной
власти и богатства, чёрное золото, нефть — это ни что иное, как
разложившиеся миллионы лет назад доисторические растения. Железная
руда, которую также добывали наши предки в болотах — это минерализовавшаяся
кровь. Но это ещё полбеды. На редких островках суши в этом аду
в старину стояли чёрные алтари. Древнейшие жрецы приносили там
человеческие жертвы злым богам. Жрецы умерли, богов забыли, но
всё это время они продолжали там спать. И копили в своих тёмных
снах злобу и силу. Боги — это, как теперь модно говорить, очень
сильные эгрегора, за исключением достигших этого могущества людей.
Проще говоря, энергетические субстанции тонкого плана, обладающие
большой силой и некоторым интеллектом. Разум их ограничен, и вся
его деятельность направлена на увеличение запаса энергии, читай
силы. Энергия же черпается от веры, страха, боли и радости. Смотря
какой бог. И вот взбрело же в голову некоему Петру возвести там
город. На строительстве этого монстра погибло несчётное множество
людей. Антисанитария, голод, жажда. Нечеловеческие условия труда.
И кровь этих людей окропила сокрытые в самых недрах болота, под
толщей грязных вод и времени, алтари. И крики их боли, предсмертные
крики их разума, тела и душ пробудили от спячки древних чёрных
богов. И ослабшие от долгого забытья боги, движимые безупречным
и слепым инстинктом выживания, объединились. Слились в единую
сущность, которая стала душой города и оживила его. Питер представляется
мне паутиной, одной большой смертельной западнёй. И Питер — это
паук. Коварный, безжалостный и бессмысленно жестокий. Жаждущая
живого сока мёртвая тварь. И сок этот для него — ваши души. Паук
этот выделяет яд, который, вместе с тем, выполняет функцию анестезии
и наркотика. Дарит кайф, иллюзию свободы, вдохновение, переваривая
внутренности твоей души. И пока ты живёшь — ты кайфуешь, не замечая
смерти, окликающей тебя по имени. Но рано или поздно процесс завершается,
и зверь высасывает из тебя все соки, выбросив ненужную и пустую,
прозрачную, невесомую шкурку. Если ты не умер в процессе и сразу
после, ты какое— то время ещё трепыхаешься, но старуха уже взяла
тебя за плечо и развернула. Посмотри в её беззубый рот — она тебя
съест. И самое страшное, что проторчав так пару лет — уже не можешь
слезть. Некоторым удавалось, но они уезжали навсегда. «Город–
сказка, город— мечта, Попадаешь в его сети — пропадаешь навсегда».
Возможно, Саша понял, что ему не слезть. Кто знает? Я знать не
хочу. Мне и так страшно.
2-4.
Это последняя часть второй главы и, композиционно, последний кусок текста, в котором речь будет идти о моём втором визите в Краснодар. Соответственно, поскольку впереди ещё несколько дней, дописывать её сейчас я не стану. И не потому, что не о чём рассказать — рассказать ещё есть о чём. В мозаике снов, знаков, событий и энергий остались незадействованные элементы.
Они окружали меня, но ещё не проникли в повествование. Некое интуитивное ощущение подсказывает мне, что надо сохранить файл, закрыть ворд и отложить писанину. Можно разве что кратко перечислить элементы, которые будут организованы далее. Это девушка из Москвы по имени Дарина, с которой мы познакомились здесь. Это сны про гашиш, девочку из пионерлагеря и моего друга Блохастого в эгрегоре наркоманов.
Это те структуры, которые ещё не увязались в последовательность — чего-то не хватает пока, что-то мне неочевидно, может быть, просто не произошло. Когда паззл сложится, я вернусь и продолжу историю. А сейчас — поставлю три звёздочки, которыми отмечаю паузы в написании.
***
Ну что, ребята, круг замкнулся — пора подбивать бабки. Сейчас у меня в ушах играет Everything is in it’s right place Радиохэд, начавшаяся как только я включил ноутбук. Это особенная песня для меня, как по своему глубокому значению и гипнотической музыкальной структуре, так и по более личным обстоятельствам — этой зимой она нехило меня вскрыла, а вернее — РАСКРЫЛА.
Теперь измеряю время в автобусах. Сижу и смотрю на табло, где указано время отправления — вот только что ушёл транзитный из Новороссийска в Усть-Лабинск. Значит, с момента моего входа на вокзал прошло 30 минут. Ещё 4 часа, и я двину домой — медленно, но верно.