– А мы куда, собственно, едем?
Голос Шурика выдернул его обратно в реальность. Москва, Таганка, и он чуть было не проехал мимо дома. Фил притормозил и свернул во двор.
06
Всю неделю Паша провел, практически не выходя из дома, продираясь через бесконечные «Querförderer», «Kreissäge» и примкнувшее к ним «Schnittholz». В оставленных мамой словарях ничего подобного не было, поэтому он разбирал слова по частям, после чего подыскивал русские аналоги, примерно представляя себе процесс производства, внутренне опасаясь написать где-нибудь очевидную для специалистов лажу. Но выходило, вроде бы, вполне складно. К концу работы он уже начал понимать, как все устроено в промышленной переработке древесины, чему сам был немало удивлен. Наконец, он дописал последний лист, прикрепил его скрепкой к оригиналу и с гордостью уставился на свою работу. Получившаяся стопка распухла и умещалась в подаренной папке с большим трудом. Очень хотелось поделиться с кем-нибудь радостью, но время было позднее, отец однозначно был уже не на работе, а домашнего номера он почему-то так и не дал. Паша решил лечь спать пораньше, чтобы встав с утра, сразу поехать к отцу в офис. Но от волнения он долго ворочался, не мог заснуть, и провалился лишь только уже на рассвете в странный тяжелый сон.
Когда он проснулся, время шло уже к полудню. Заполошно подскочив, Паша бросился умываться, собираться, и даже толком не позавтракав, выскочил из дома.
– Вам пора, вам пора, с вентиляторным заводом заключать договора! – распевал он по дороге немудрящую песенку из рекламного ролика, неизвестно почему всплывшую в памяти.
Приехав в офис, он бросился было сразу к заветной двери, но был остановлен Любовь Петровной:
– Подожди, у него там люди.
При этом она так округлила глаза, что сразу стала понятна вся важность и значительность находившихся у Генерального директора посетителей.
Ничего, подождем, раз так. Паша сел в уголок, сжимая в руках папку.
Потом дверь открылась, из нее вышли двое представительных мужчин с кожаными портфелями в руках, а за ними и отец. Улыбаясь, они прощались, жали отцу руку, а Паша смотрел и представлял себе, как однажды он тоже, так же…
– А, Павел! И ты тут? – обратил на него внимание отец, – Заходи.
Паша вошел и гордо положил на стол папку с плодами своих многодневных трудов.
– Что, какие-то проблемы с переводом? – отец, не глядя на него, рылся в столе, – Не получилось?
– Всё получилось! Принимай работу!
– Да?
Отец открыл папку и недоверчиво просмотрел несколько листов.
– Кажется, ты и вправду сделал. Не ожидал, что ты так быстро справишься.
Паша гордо кивнул.
– Ну ладно, а я смотри, что тут нашел! – и он протянул Паше серенькую Сберегательную книжку старого образца, – Это тебе бабушка оставила. Она открыла счет на предъявителя, когда ты только родился.
Паша открыл книжку, удивленно перелистнул страницы, на которых были написаны еще чернилами довольно приличные суммы. Вернее, это были очень приличные суммы – тогда, перед тем, как страну накрыл бурлящий вал реформ, и цены стали считать в миллионах. Но в самом начале девяностых, когда мама потеряла работу, и они остались без средств к существованию, эти деньги стали бы огромным подспорьем для них. Он тогда пытался протирать стекла машин на перекрестке, как призывала реклама Альфа-Банка, но его жестоко избили старшие пацаны, обозленные, что какой-то шкет отнимает их заработок. Да много еще чего было тогда, и вспоминать не хочется.
– Папа, а почему…
– Раньше я тебе её отдать не мог, ты бы истратил все деньги на какую-нибудь ерунду, но теперь я вижу, что ты стал разумным человеком, сынок.
«Ага. И смогу купить на всю сумму пачку не самых дорогих сигарет…»
– Ты что-то сказал?
«Нет, только подумал».
Паша отложил книжку в сторону.
– Папа, раз я закончил работу, я могу получить оговоренные нами деньги?
– В смысле – деньги? Зарплата у нас по пятым числам. Тебе еще надо будет оформиться, завести трудовую книжку. Любовь Петровна покажет, к кому надо подойти.
Паша уставился на отца, не веря своим ушам.
– Не понял, сто долларов – это моя зарплата? В месяц?
– Ну да, по курсу. А ты как хотел – в день?