-Держи майор! Предположительно твой клиент обитает на станции Заветы Ильича, там много всякой мерзости живет, может и своего ты сыщешь... Привет тете!..
На площади имени Дзержинского падал густой снег. Сам Железный Феликс стоял в горностаевом воротнике и меховой шапке. Сергей Сергеевич внезапно подумал - может вмазать?..
8.
Г)
...Догорала свеча в медном подсвечнике, догорала ночь за хмурым окном, падал снег, кружась в медленной танце... В уголках глаз барышни Юлии Александровны Вишневской блестели слезы.
-Как поэтично, -
с чувством прошептала Юлия Александровна и в страстном порыве прижала к своей чуть прикрытой кружевам ночной сорочки груди, томик стихов господина Фета.
-Я бы всю свою жизнь отдала бы, всю, до капельки до последней, что бы так чувствовать...
Благовейно поцеловав томик стихов господина Фета, Юлия Александровна отложила его. Тонкие обнаженные руки с длинными нервными пальцами и худощавое лицо с темными кругами вокруг глаз, говорили о тонкости и одухотворенности натуры Юлии Александровны... Ей уже исполнилось двадцать восемь лет, но ни один мужчина не смог ее увлечь, ни коснулся ее красивого тела. Юлия Александровна была учительницей в рабочей школе. Стихи и марксизм были ее атмосфэрой...
Д)
...Какая мерзость, эта темнота, какая мерзость... интересно, пушки стреляли и гром вроде бы как от салюта, это значит новый век пришел... Какая мерзость!.. Новый век, новые чаяния, новые люди... Нет! Нет! Я жив, какая мерзость, скорей бы утро и что? Что изменится? А?! Что изменится, я вас спрашиваю, товарищ Крушвиц, он же Зеерман, он же Иванов, Петров, Осипенко, Закрутин, Каригайло, он же товарищ Доктор? А?! Какая мерзость, эта темнота, ненавижу эту темноту, ненавижу!.. Больше чем самодержавие, чем сатрапов, чем держиморд - выдохнул, а не вымолвил он, товарищ Крушвиц Георгий Сергеевич, пятьдесят одного года возрастом, вероисповедания христианского, православного, мировозрения народнического-марксистского, из дворян, холост, трижды судимый по статьям Уголовного Уложения Российской империи, ныне ожидающий от шести до десяти лет каторжных работ и лишения всех состояний и прав, подпольная кличка товарищ Доктор, бороду бреет.
За толстыми стенами Орловского централа не было слышно, как на Российскую Империю падает снег..
Е)
...Огромные душистые хлопья ложились под ноги Яшке-Рублю, возвращавшемуся по родному Матюхинскому переулку с дела домой. Позади выставленная фатера, серебро столовое, мелочи-цацки, шубы и прочая белиберда со звоном, отвезена на договоренном извозчике к Митрофану Силычу, и вот, впереди удовольствий сколь хошь, так как близ брюха, во внутреннем кармане пинжака, под коротеньким пальтум, лежит толстенькая пачечка разноцветных асигнаций. Яков Осипович Рублев имел хорошие чувства...
Яков Осипович Рублев, тридцати трех лет от роду, был знатный вор, известный не только в московских темных кругах, но и чинам уголовной полиции. Но не споймали птицу - так не взыщите. Улыбался Яшка-Рубль, представляя охи и ахи бар, когда возвернутся... Сторожа, старую кухарку, как и ожидал Яков, понесла нелегкая к куме... Вот потеха-то!.. Яшка-Рубль не выдержал и негромко рассмеялся. Знатная ночь, знатный снег, все путем, карасики...
Ж)
Снег завалил Российскую Империю до такой степени, что могло создаться мнение о впадении в спячку. В спячку почти всего населения Империи. Но такое мнение было бы в корне неправильное. Просто ночь была веселая, а утро... утро еще раннее. Но постепенно, помаленьку, Российская Империя просыпалась ото сна.
МОСКВА.
Глонти Семен Петрович стоял на крыльце старого московского особняка. Нет, Семен Петрович конечно не был англичанином или там американцем, вы когда-нибудь видели англичанина по имени Семен? Глонти Семен Петрович, двадцати восьми лет от роду, сын собственных родителей (которых он к сожалению не знал и не помнил), из мещан, управляющий по коммерции при господине Суханове, был вроде бы как русский, русак. Но любил все английское и состоял членом Английского Клуба в Санкт-Петербурге...
Сергей Сергеевич краем глаза увидел за окном какое-то движение, какую-то тень, и все внутри у него мгновенно похолодело - хоть операция и согласованна почти на самом высшем уровне, ну почти на самом высшем, не попрешься же с такой херней к председателю, собственное начальство сожрет с говном, запалится на нелегальном обыске... Конец карьере.
Сергей Сергеевич осторожно, стараясь не проявить заинтересованность и не спугнуть предлагаемого любопытного за стеклом, повернул голову. Повернул и чертыхнувшись, сплюнул на пол - за стеклом, важно наклонив голову на бок, переминалась, с ноги на ногу огромная ворона. В одно мгновение, видимо оскользнувшись на подоконнике, она взмахнула крыльями и тяжело взлетела куда-то вверх... -Ну сука! -
облегченно выругался майор и отложил папку. Так как в ней больше ни чего не было, кроме прочитанного. И то, текст обрывался на пол предложении вроде бы и все. Это было единственное не хипповое, не описание всей этой гнусности - траханья налево и направо, бродяжничество, какая-то шизофреническая мура и вдруг!.. И вдруг такой необычный связанный текст да еще и на дореволюционную тему... Если книга и не выдумка этого сумасшедшего писаки, то это она... Или начало... Может остальное спрятано?.. Но ведь текст не дописан, правда текст явно чистовой, значит должны быть черновики... Искать, искать, искать...
Сергей Сергеевич выругался в адрес прижимистого начальства - ни одной души, гад! не дал, сам пластайся, в грязи, ройся среди этого говна, а все перестройка, все Горбатый херов, падлюка, если бы не она - сидел бы сейчас в кабинете, а тут опергруппа полы бы взламывала, книгу бы искала... А самого Шведа уже мордовали бы в Лефортово... в следственном корпусе... Козел волосатый!..
Сергей Сергеевич приустав, уселся на скрипучий стул и постарался успокоится. Ну где он ее тут спрятал, да хоть где... Хоть на участке в снег закопать мог, в дрова сунуть, в сортир, в дырку спрятать... А что! идея... Сергей Сергеевич передернулся от собственной догадки - нет уж, увольте, сами ищите там!..
Взглянув в окно, майор госбезопасности, вынужденный в связи с перестройкой делать работу лейтенантов-оперов, вздохнул. По огороду, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, ходили огромные вороны. Оставляя на снегу следы... Особый вид что ли, на этой станции, в этом поселке... Делать нечего, надо уходить... Нужно сформулировать поточнее, почему не нашел...
Еще раз окинув взглядом комнату - печь, стол, кровать, пыльный подоконник, под столом пустой рюкзак, стул, убогая мебель и прочий хлам, следов вроде бы не оставил, все расставлено по прежним местам, Сергей Сергеевич направился к выходу. Выйдя на веранду, заваленную под самый потолок каким-то мусором, один черт знает, внезапно остановился. Из пачки журналов, с разорванной веревкой, торчала какая-то бумажка, явно инородная в такой плотной пачке, явно засунута туда позже... Сергей Сергеевич выдернул бумагу, серый лист, формат «под машинку» - Машка, будешь брать журналы на растопку, не разваливай пачки! Привет!
Повертев бумагу, майор выругался и сунул ее обратно, в пачку старых покоробленных от влажности, журналов, ну и придурок, а что за Машка такая, ни чего об этом гаде не знаем, почему Швед, почему здесь живет, откуда у гада такая фамилия, ни чего неизвестно... А все перестройка, все Горбатый... Если бы не он - все бы знали о волосатом, а так гадай на кофейной гуще... Начальство только орет - давай-давай, другие дела есть да поважнее, и на хрен я навязался с этим товарищем Ворониным, а вдруг!... Мало ли, и мое имя наверх попадет... Сергей Сергеевич заскрипел зубами и снегом под ногами, куда на хер попадет, перестройку бы пережить, проклятые вороны, приручил он их что ли, ни чего не боятся, взвизгнула на морозе калитка., взвизгнула во второй раз и глухо стукнула за спиной.