– Пекарь, я кому сказал: брысь покуда! – прикрикнул на нерадивого работника метрополитеновский. – Чтоб я тебя!
– Ну, давай, Антошка, говори-рассказывай, – сказала Ритка, склоняя головку набочок, – нам всем теперь интересно стало, заинтриговал!
– Давай-давай, а то я не понял, кому и почему будет плохо? – добавил Сохальский.
– Может, в вагон вернемся? За стол? – спросил Семин.
– А может, и вернемся, – кивнул Сохальский, по-прежнему полагая себя здесь хозяином.
– А поезд-то уехал! – заметила Ритка.
– Куда поезд-то угнали? – возмущенно спросил Витька, сердито поглядев на метрополитеновского. – Смотрите, попадет вам от министра, ой попадет!
– Ничего, – сказал метрополитеновский, – мы люди, ко всему привычные. И к орденам, и к тумакам по загривку нам не привыкать, а поезд я послал по кругу развернуться, его через полчаса для вас с той стороны платформы подадут, пока вы тут объясняться и секретничать будете…
И вдруг исчез.
Будто растворился в воздухе.
– Я отойду, чтоб вам не мешать, – высунулся он вдруг из-за дальней колонны, – у вас тут интимные студенческие воспоминания грядут. Зачем мне, постороннему человеку, это слышать? Позовете потом, если что…
– А он не слишком себе позволяет? – спросил Витька Сохальского. – Что-то не нравится мне этот твой начальник метро.
– Да Бог с ним! – воскликнула Ритка. – Нам Антоша сказать что-то хотел!
Все посмотрели на Антона.
Он стоял ни жив, ни мертв.
Белый весь – в лице ни кровиночки.
– Антошка, тебе нехорошо? – участливо спросила Рита.
– Мне давно, очень давно нехорошо, ребята, – сказал Антон и вдруг заплакал.
Заплакал, не утирая слез, лившихся из глаз. Заплакал, скривя рот в капризном оскале, как это делают маленькие дети.
– Антошка, Антошка, да что ты? – Ритка принялась оглаживать Антона по спине, но тот движением плеча стряхнул ее руку.
– Вы ничего, ничего не знаете про меня, вы тогда в трамвае, в том трамвае, вы даже и не поинтересовались, а что такое я-то загадал? Сами друг дружку выслушали, небось, расхвастались друг перед дружкой. Де, я министром буду, а я гонщиком, – ерничая, Антон принялся передразнивать интонации, с какими якобы хвастались тогда ребята своими мечтами, – а я во Францию, герцогиней или графиней уеду…
Все молча смотрели на Антона.
И тишина стояла на огромной пустынной станции, как будто тройня милиционеров родилась.
– Ну и что? – вдруг сурово спросил Игорь. – Ну и что из этого?
– А то, что все это сбылось! И ровно через двенадцать лет сбылось, – крикнул Антон, безумно расширив глаза, – а вы даже не поинтересовались, а что я-то загадал? А я-то что?
– Ну, не тяни, Антош! Говори! – сказала Ритка, снова кладя свою узкую ладошку ему на плечо.
– А то, что я всех вас черту за-ка-зал! Вот! Черту – киллеру всех вас заказал, чтоб сдохли вы все со всем вашим счастьем-пересчастьем, вот что! – закричал Антон. – Проклял я всех вас, проклял, чтобы подохли, чтобы умерли вы все трое в жутких корчах и судорогах и помучились бы!
– За что? – ахнула Ритка, отшатнувшись.
– Ты? – стиснув зубы, переспросил Сохальский. – Ты нам смерти пожелал?
И только Витька не переспросил.
Он, наоборот, вдруг, полуобняв Антона и обращаясь к Сохальскому, сказал: – А я на Антоху зла не держу, я бывало по-свински с ним обращался и теперь готов прощения у него попросить.
– Ты у него? – возмутился Сохальский. – Ты у него?
– А что? – хмыкнул Витька. – Думаешь, ты Антохе всегда только положительные эмоции приносил? Думаешь, ты ему только приятно и по шерстке делал всегда.
Ритка вдруг схватила себя за вмиг ставшие пунцовыми щеки.
– Антошка, Антошка, прости, если можешь, я ведь тоже тебе…
И Антон вдруг издал крик.
Он рухнул сперва на колени.
А потом упал лицом на белый мрамор и, дергаясь всем телом, как в приступе эпилепсии, стал кричать: – Гвоздь, гвоздь выньте, гвоздь, гвоздь из головы, гвоздь!
"Поезд от станции "Предконцевая", следующий до станции "Конец", отправляется от левой платформы", – прозвучало в динамиках, скрытых где-то в капителях колонн.
"Повторяем. Поезд от станции "Предконцевая", следующий до станции "Конец", отправляется от левой платформы".
Антошка затих, лежа на полу.
"Повторяем информацию, – сказали в динамиках, – поезд до станции "Конец", отправляется от левой платформы".
– Это для меня, – сказал Антон, поднимаясь, – это по мою душу. Мне пора, а вас всех прошу, простите меня, ребята, если можете…
– Вот те на, – сказал Игорь, – надо этого Ираклия Авессаломовича что ли позвать, может, доктора с нашатырем надо?