Они говорили об умерщвлении на электрическом стуле — об этой теме старый джентльмен был мало осведомлен.
— В тюрьме царит строгая дисциплина, — заметил Магнус, — но в вопросе казней она становится поистине тиранической. Разумеется, камеры приговоренных изолированы, но существует подпольная система передачи информации, которая действует быстрее, чем вы можете себе представить. По вполне понятным причинам заключенных интересует все, что происходит в «доме смерти». В этот период тюрьма переживает краткий, но весьма напряженный период истерии. В такое время все может произойти, поэтому мы усиливаем меры безопасности.
— Не завидую вашей работе.
— Еще бы, — вздохнул Магнус. — Как бы то ни было, я установил правило, что во время казней дежурят одни и те же сотрудники. Конечно, если бы кто-то из надзирателей заболел или не мог присутствовать по другой причине, нам бы пришлось его заменить, но до сих пор этого не случалось.
— А в чем тут смысл? — с любопытством спросил мистер Лейн.
— В том, — мрачно ответит начальник тюрьмы, — что во время казни мне нужны крепкие и опытные люди. Поэтому присутствуют семь надзирателей из регулярной ночной смены и два тюремных врача. Могу гордиться тем, что у нас до сих пор не было никаких неприятностей. — Он внимательно посмотрел на мистера Лейна: — Значит, вы хотите видеть казнь Скальци?
Старый джентльмен кивнул.
— Вы уверены? Зрелище не из приятных. И Скальци не из тех, кто встречает смерть с усмешкой.
— Это полезный опыт, — сказал Друри Лейн.
— Ну, как хотите, — сухо отозвался Магнус. — Закон предписывает начальнику тюрьмы рассылать приглашения двенадцати надежным гражданам, достигшим совершеннолетия и, естественно, не связанным с тюрьмой, быть свидетелями казни. Я включу вас, если вы уверены, что выдержите такой «полезный опыт».
— Это ужасно, — простонал отец Мьюр. — Видит бог, мне много раз приходилось при этом присутствовать, но я так и не привык к подобной бесчеловечности.
Магнус пожал плечами:
— Большинство из нас реагируют так же. Иногда я сам начинаю сомневаться в необходимости высшей меры наказания. Трудно быть ответственным за лишение жизни человека — даже отъявленного злодея.
— Но ответственность берет на себя штат, а не вы, — указал старый джентльмен.
— Да, но палач включает рубильник по моему сигналу. Я знал губернатора, который всегда убегал из дому в ночь казни… Ладно, мистер Лейн, я это устрою.
Таким образом, в среду вечером, во время моего столь возбуждающего визита к доктору Фосетту, мистер Лейн и отец Мьюр находились за высокими каменными стенами. Собственно говоря, отец Мьюр был там весь день, занимаясь приговоренным, а мистера Лейна впустили в тюремный двор без нескольких минут одиннадцать, и надзиратель тут же проводил его к камерам смертников. Так называемый «дом смерти» представлял собой длинное, невысокое сооружение в углу двора — как бы тюрьму в тюрьме. Вскоре старый джентльмен оказался в мрачном помещении с двумя скамьями, похожими на церковные, и… электрическим стулом.
Естественно, внимание актера сразу же приковало угловатое безобразное орудие смерти. К его удивлению, оно выглядело куда менее внушительным, чем он ожидал. Кожаные ремни свисали со спинки, подлокотников и ножек стула; странное приспособление над спинкой напоминало головной убор футболиста. Все казалось слишком невинным и причудливым, чтобы быть реальным.
Друри Лейн огляделся вокруг. Он сидел на жесткой скамье; одиннадцать других свидетелей уже заняли свои места. Все они были мужчинами солидного возраста, бледными и молчаливыми. К своему удивлению, актер узнал среди сидящих на второй скамье Руфуса Коттона. Некогда румяное лицо старого политикана приобрело восковой оттенок, а проницательные глаза, устремленные на электрический стул, словно остекленели.
В одной из стен виднелась маленькая дверь, ведущая в морг. Очевидно, штат предпочитал не рисковать, что его жертвы оживут, — как только врач объявлял приговоренного мертвым, тело отвозили в соседнюю комнату, где вскрытие эффективно уничтожало любую искорку жизни, которая могла чудом сохраниться.
Другая дверь, напротив скамеек, темно-зеленая, утыканная железными гвоздями, вела в коридор, по которому жертва проходила последний земной путь.
Эта дверь открылась, и вошла группа мужчин — их шаги по твердому полу отдавались гулким эхом. Двое из них несли черные саквояжи — это были тюремные врачи, которым закон предписывал присутствовать на казнях и констатировать смерть приговоренных; трое других были судебными чиновниками, которым вменялось в обязанность наблюдать за приведением приговора в исполнение; еще трое — надзирателями в синей униформе и с мрачными лицами… Только сейчас старый джентльмен заметил нишу в одном из углов комнаты, где крепкий мужчина старше среднего возраста возился с каким-то электроприбором. Его лицо было лишено всякого выражения — оно казалось тупым. Палач!.. С этого момента Друри Лейн осознал реальность происходящего, и у него перехватило дыхание. Он чувствовал, как в комнате пульсирует зло…
Актер посмотрел на часы — было шесть минут двенадцатого.
Почти одновременно все застыли, и воцарилась мертвая тишина. Потом за зеленой дверью послышались шаркающие шаги. Присутствующие склонились вперед, вцепившись в края скамеек. К шарканью присоединились тихое бормотание и жуткий вой, напоминавший вопли бэнши,[53] — крики живых мертвецов, которые выстроились в своих камерах, наблюдая, как их товарищ неохотно преодолевает последнее расстояние, отделяющее его от вечности.
Дверь бесшумно открылась. В комнату вошли начальник тюрьмы Магнус с посеревшим лицом, отец Мьюр, бормотавший в полуобморочном состоянии молитву, доносившуюся из коридора, и четверо надзирателей, двое из которых держали под мышки высокого костлявого человека со смуглым, хищным, изрытым оспой лицом и тлеющей сигаретой во рту. На его ногах были мягкие шлепанцы, правая штанина была срезана до колена, волосы острижены, лицо небрито, стеклянные невидящие глаза смотрели сквозь людей на скамейках. Надзиратели манипулировали им, как марионеткой, с помощью подталкиваний и негромких приказов…
Приговоренного усадили на электрический стул, его голова опустилась на грудь, сигарета все еще дымилась между серыми губами. Четверо из семи надзирателей подскочили к нему, как роботы. Один из них опустился на колени перед заключенным и быстро прикрепил ремни к его ногам; второй прикрепил к подлокотникам стула его руки, третий обмотал тяжелый пояс вокруг его торса; четвертый достал темную повязку и крепко завязал ему глаза. Потом они поднялись и с деревянными лицами отошли назад.
Палач бесшумно выскользнул из своей ниши. Никто не произнес ни слова. Сев на корточки, он начал прикреплять что-то длинными пальцами к правой ноге приговоренного. Когда палач выпрямился, Друри Лейн увидел, что он присоединил к голой икре электрод. Быстро встав за спинкой стула, палач легко опустил металлический шлем на стриженую голову заключенного. Скальци сидел неподвижно, как статуя на краю бездны…
Палач так же бесшумно вернулся в свою нишу.
Начальник тюрьмы Магнус стоял молча, с часами в руке.
Отец Мьюр прислонился к надзирателю и перекрестился, едва шевеля губами.
Внезапно Скальци вздрогнул, и сигарета выпала у него изо рта, когда он издал сдавленный стон в звуконепроницаемой комнате, словно предсмертный зов потерянной души.
Рука начальника взметнулась вверх и тяжело опустилась, описав дугу.
Друри Лейн, обуреваемый эмоциями, которые он не мог анализировать, едва дышащий и с бешено колотящимся сердцем, увидел, как палач включил рубильник на стене ниши.