— Засуньте это себе в трубку и выкурите, — сказал Кеньон отцу, скверно ухмыльнувшись. — Ну, что скажет коп из большого города?
— Где вы это нашли?
— На столе, когда прибыли сюда. За блокнотом — лицом к трупу.
— Странно, — пробормотал отец и взял у Кеньона коробочку.
Крышка — вернее, оставшаяся ее часть, лежащая на куске сундучка после того, как остальное было спилено, — прикреплялась к сундучку одной крохотной петелькой. Внутри ничего не было — внутренняя деревянная поверхность выглядела девственно-чистой.
Спереди на черной краске виднелись две выведенные позолотой буквы: «НЕ».
— Что, черт возьми, это означает? — Отец недоуменно посмотрел на меня. — Кто «он»?[21]
— Загадочно, не так ли? — улыбнулся Хьюм с видом человека, представившего на рассмотрение всего лишь симпатичную маленькую проблему.
— Конечно, — задумчиво промолвила я, — это может вовсе не означать «он».
— Почему вы так говорите, мисс Тамм?
— Я думала, мистер Хьюм, — отозвалась я сладеньким тоном, — что человек вашей проницательности должен с ходу видеть все возможные варианты. Будучи всего лишь женщиной…
— Вряд ли это важно, — прервал Хьюм, перестав улыбаться. — Кеньон тоже так не считает. Тем не менее нельзя упускать возможный ключ. Что скажете, инспектор?
— Моя дочь уже все сказала, — отозвался отец. — Это может быть всего лишь частью слова — первыми двумя буквами — и в таком случае не означать «он». Или же первым словом короткой фразы.
Кеньон насмешливо фыркнул.
— Вы проверили отпечатки пальцев?
Хьюм кивнул — он выглядел озабоченным.
— На коробочке только отпечатки Фосетта.
— А она была на столе, когда Кармайкл вечером уходил из дому?
Хьюм поднял брови.
— Вообще-то мне это не казалось настолько важным, чтобы спрашивать. Давайте позовем Кармайкла и выясним это.
Он послал подчиненного за секретарем, который появился с вежливым вопросительным взглядом и тут же уставился на деревянную вещицу в руке отца.
— Вижу, вы это нашли, — пробормотал он. — Интересно, а?
— Вы так думаете? — осведомился Хьюм. — Что вы об этом знаете?
— Это любопытная история, мистер Хьюм. Я не имел возможности рассказать вам или мистеру Кеньону…
— Одну минуту, — вмешался отец. — Эта штуковина была на столе сенатора, когда вы выходили из кабинета вечером?
— Нет, — улыбнулся Кармайкл.
— В таком случае, — продолжал отец, — вещица значила достаточно много для Фосетта или его убийцы, чтобы кто-то из них оставил ее на столе. Вам это не кажется чертовски важным, Хьюм?
— Возможно, вы правы. Мне это не пришло в голову.
— Конечно, мы не можем исключить, что сенатор достал вещицу, когда был один, чтобы взглянуть на нее. Тогда она, вероятно, не имеет отношения к убийству. Хотя я знаю по опыту, что, когда человек, которого прикончили, застав в одиночестве, что-то делает, это, как правило, связано с убийством. Мне кажется, безделушкой стоит заняться.
— Может быть, джентльмены, — вежливо предложил Кармайкл, — вы выслушаете меня, прежде чем делать выводы? Фрагмент деревянной коробочки неделями лежал в столе сенатора — в этом ящике.
Он обогнул стол и открыл верхний ящик. Содержимое было в беспорядке.
— Здесь кто-то рылся!
— О чем вы? — быстро спросил окружной прокурор.
— Сенатор Фосетт был фанатично аккуратен. К примеру, мне точно известно, что вчера ящик был в полном порядке. А теперь бумаги перемешаны. Он никогда не оставил бы их в таком виде. Говорю вам, кто-то рылся в этом ящике!
— Кто-нибудь из вас, олухи, шарил в столе? — рявкнул Кеньон на подчиненных.
Послышался хор отрицаний.
— Странно, — пробормотал он. — Я сам велел им не прикасаться к столу. Кто же…
— Похоже, что убийца, Кеньон, — отозвался отец. — Мы понемногу прогрессируем. Ну, Кармайкл, что же скрывается за этой нелепой вещицей?
— Хотел бы я знать, инспектор, — с сожалением ответил секретарь. — Но для меня это такая же тайна, как для вас. В том числе каким образом она сюда попала. Недели три назад коробочка прибыла в… Нет, пожалуй, лучше начать с начала.
— Только покороче.
Кармайкл вздохнул:
— Сенатор понимал, что ему предстоит серьезная предвыборная борьба, мистер Хьюм…
— Вот как? — Хьюм мрачно усмехнулся. — И что же он собирался предпринять?
— Ну, сенатор Фосетт думал, что ему как кандидату прибавит популярности, если он представит себя защитником местной бедноты. Ему пришла в голову идея устроить благотворительный базар, где плоды труда заключенных тюрьмы Алгонкин продавали бы в пользу безработных округа.
— Это уже разоблачила «Лидс икзэминер», — сухо прервал Хьюм. — Отбросьте несущественное. Какое отношение коробочка имеет к базару?
— Сенатор заручился согласием тюремного совета штата и начальника тюрьмы Магнуса, после чего посетил Алгонкин с инспекцией, — продолжал Кармайкл. — Это было примерно месяц назад. Он договорился с начальником, что ему пришлют сюда образцы тюремного производства для предварительной рекламы. — Секретарь сделал паузу, и его глаза блеснули. — Так вот в ящике с игрушками, изготовленными в тюремной мастерской, был этот кусочек сундучка!
— Откуда вы об этом знаете? — спросил отец.
— Я открывал ящики.
— И эта штуковина лежала среди остальных вещиц?
— Не совсем, инспектор. Она была завернута в грязную бумагу и адресована сенатору. В пакете лежала записка в конверте, также адресованном ему.
— Записка! — воскликнул Хьюм. — Но ведь это крайне важно! Почему вы не рассказали нам раньше? Где эта записка? Вы читали ее? Что в ней говорилось?
Кармайкл выглядел удрученным.
— Простите, инспектор, но, так как коробочка и записка были адресованы сенатору Фосетту, я не мог… Понимаете, когда я нашел пакет, то передал его сенатору, который сидел за столом и осматривал вещи, пока я открывал другие ящики. Я не знал, что было в пакете, покуда он не открыл его. Мне удалось заметить только адрес. При виде коробочки сенатор смертельно побледнел и вскрыл конверт дрожащими пальцами. Потом он велел мне выйти и остальные ящики открывал сам.
— Скверно, — сказал Хьюм. — Значит, вы понятия не имеете, где записка и не уничтожил ли ее Фосетт?
— Когда я отправлял ящики в городской офис благотворительного базара, то заметил, что в ящике с игрушками не было фрагмента сундучка. А потом, через неделю или позже, я случайно увидел его в верхнем ящике стола. Что касается записки, то я больше ни разу ее не видел.
— Подождите минуту, Кармайкл. — Хьюм шепнул что-то Кеньону, который с недовольным видом пробормотал какой-то приказ троим полицейским. Один из них тут же подошел к столу, присел на корточки и начал шарить в ящиках. Двое других вышли.
Отец задумчиво изучал кончик своей сигары.
— Скажите, Кармайкл, кто доставил этот ящик с игрушками? Вы, кажется, начали говорить об этом.
— Разве? Заключенные, которые пользуются доверием начальства. Естественно, я их не знаю.
— Ящик с игрушками был запечатан, когда заключенный передал его вам?
Кармайкл уставился на него:
— О, понимаю! Вы думаете, что посыльный мог открыть ящик и положить в него пакет по дороге сюда. Едва ли, инспектор. Печати выглядели нетронутыми — я бы заметил, если бы их ломали.
— Ха! — Отец чмокнул губами. — Это становится интересным, Хьюм. Тюрьма, а? Кажется, вы говорили, что эта штуковина не имеет значения.
— Я был не прав, — признался Хьюм; его темные глаза блестели по-мальчишески возбужденно. — А вы, мисс Тамм, тоже считаете это важным?
Снисходительность в его тоне заставила меня внутренне закипеть. Я выпятила подбородок и язвительно отозвалась: