Через неделю Шерлок стал сниться ему. Он устраивал светопреставления из-за мелочей и насмехался над вещами, имеющими глобальное значение для нормальных людей. “Да, в этом ты прав” - кивал Холмс во сне, и они выслеживали кого-то в гнилой подворотне. “Джон, не будь идиотом” - хмурился он и ронял какие-то бумаги. “Чай закончился” – и он углублялся в телефон. “Тебя не смутят образцы кожи в раковине?”, “Не советую лезть в этот раствор”, “Да, сделай так ещё…”
Джон вставал по звонку будильника, выкручивал воду, так, чтобы хлестала во все стороны, шумела как можно громче, и убегала, убегала. Умывался и шёл на работу.
Миссис Хадсон должна была бы радоваться. В кои-то веки в съёмных комнатах воцарился порядок. Он был весьма странным, многие вещи лежали вовсе не там, где должны бы лежать. А очищенное от бумажных квадратов зеркало вдруг оказалось гораздо больше, и отражало даже дальние углы комнаты.
Домовладелица не заглядывала в спальню наверху и не знала, что большинство хлама было свалено там, огромной кучей на кровати. Какие-то стёкла вперемешку с одеждой, книги и ножи.
На пустой каминной полке остался только череп, удерживаясь совсем на краю. На столике, среди построек из книг стоял ноутбук. Телефон Шерлок почти не выпускал из рук. Иногда, правда, он совал его в карман брюк, а потом, вытягиваясь, доставал.
Беззвучный телевизор вещал один и тот же канал, показывающий какие-то бесполезности - то ли короткометражные фильмы, то ли конкурсные рекламные ролики. На экране вьетнамский мальчик лет восьми ловил в заводи рыбу. Рыба была большой, от солнечных лучей по серебристым бокам то и дело проходили радужные волны, когда она, изогнувшись, уходила от тонких смуглых рук с цепкими пальцами, с которых срывались капли воды.
Холмс смотрел на экран и опять уходил в книгу. В ноутбуке, постоянно подключенном к сети, было открыто две вкладки. Джон ничего не писал в блог. Шерлок не искал его. Знал, что не найдёт.
Миссис Хадсон почему-то почувствовала себя спокойнее, когда через пару дней в комнате опять воцарился бардак. Принесла чай, оглядела более привычный вид и удалилась к соседке. Стоило двери хлопнуть за её спиной, Шерлок продолжил крушить всё кругом, орать, задыхаясь злыми слезами, которые не вырывались, потому что он не умел плакать, кроме как, включив актёрские способности перед очередной наивной душой, которая могла бы помочь в расследовании.
Мальчик на экране был худой как щепка. Живот его впал, из-под закатанных штанов болотного цвета торчали коленки, весь он был остроугольный, тревожно замерший, как горгулья на карнизе. Рыба важным движением хвоста уходила в сторону, когда он подносил руки. И он, словно забыв про голод, замирал, глядя, как переливается чешуя.
Шерлок занимался с утра до вечера, иногда рано утром менял рубашку и ехал в библиотеку. Привозил какие-то диски. Лежал на диване и мучился головной болью. Он довёл себя чуть ли не до состояния транса. Интенсивность мозговой деятельности возросла, Шерлок замирал и, кажется, мог осознавать сотни процессов, происходящих вокруг. Кажется, даже видел, как растёт цветок в горшке. Хотя, возможно, он начинал сходить с ума.
Он панически вздрагивал на любой звук. Закрывал лицо ладонями, чувствуя колючую щетину, словно трогал чужое лицо. Оно было неприятно худым, горячим, тонким. Не его собственным.
Сними киношники короткометражку про него, наверное, сделали бы супергероем, лишившимся сверхспособностей. Но Шерлок никогда не был героем в дурацком разноцветном костюме. Он был очень одарён. Был. Всё то, что теперь осталось с ним, огромный багаж, который нести было только ему под силу - всё это имело такое же отношение к дедукции, какое имеет эрудиция к интеллекту. Пропади он или умри, газеты описали бы белого мужчину средних лет, странноватую внешность, странное имя. Лондонца, в пальто и шарфе, живущего на одной из старых улиц, предпочитающего кофе с двумя кусками сахара и чай без оного.
Что должно было случиться, чтобы мир встал с ног на голову? Чтобы Шерлок стал уникальным ровно до той степени, до которой уникален каждый проходящий мимо человек.
Он собирал вещи Джона часа два. Надеясь ничего не забыть. Даже запасную зубную щётку, новую, ещё не распечатанную, весёленького зеленого цвета, прихватил. Вещей оказалось много больше, чем он ожидал. Он собрал их и отнёс вниз, сложив на бетонном полу, в комнате, где когда-то, стоя на коленях, он разглядывал кроссовки Карла Пауэрса. Выйдя, закрыл комнату на замок.
У худого мальчика на экране немного дрожали руки, и, наверное, болела спина от долгого полусогнутого положения. Он вытирал локтем вспотевший лоб, когда рыба играючи уплывала по кругу. Мальчик, приноровившись, хватал рыбу, но она, упруго изогнувшись, выскальзывала и падала обратно, поднимая фонтан брызг, впитывавшихся в старые штаны. Тёмные глаза щурились, а потом смуглое лицо трогала восхищенная улыбка.
Одним вечером от необходимости возвращаться Джона спас Майкрофт. Старший Холмс, с зонтом, словно шпагой, наперевес. Он спас его и от собирающегося дождя, от которого Джон и не думал спасаться.
Нет, конечно, Майкрофт, не раскрыл над ним зонт. Он только распахнул дверь машины, подъехав вплотную к тротуару, и Джон сразу сел. Он прекрасно знал, что разговор между ними всё равно состоится рано или поздно. Джон не был ангелом-хранителем Шерлока. Он просто стоял на другой стороне доски, старался уравновешивать. Себя, Шерлока. Их обоих. Ангелом, хранителем и родной матерью всегда был Майкрофт. И вряд ли кто-то был в силах изменить положение вещей.
- Чай?
Часы пробили пять.
- Да, - кивнули ему, и Джон взял чайник, от которого отвернулся, решив было, что гость откажется, но тот аккуратно взял кружку, можно сказать, взялся за неё, и помолчал.
Тем, кто знал Майкрофта Холмса достаточно хорошо, насколько это было возможно, смогли бы оценить, сколько стоят минуты его молчания.
- Джон, - Майкрофт смотрел ему прямо в глаза. - Давайте сразу и начистоту.
Доктор пожал плечами.
- Вы нужны ему. Важны. Больше, чем кто бы то ни было. И я не знаю, что заставило вас принять такое… жесткое решение, - Майкрофт поморщился. - Или кто?
На это утверждение, явное утверждение, не вопрос (как Майкрофт мог чего-то не знать?) Джон вскинул голову. Инстинктивно, хотя собирался держать оборону до последнего. От кого он собирался обороняться, Господи?
- Не “кто” и не “что”, - он поставил свою кружку на стол.
- Я не собираюсь контролировать ваши отношения и никогда не собирался.
Джон внезапно для себя… оценил.
- Я бы сказал, что ему плохо, что он страдает, только мы оба знаем, это пустые слова. Шерлок на грани.
- Вы драматизируете.
- Перестаньте. Вы не относитесь к тем людям, кто умеет цеплять маски. Я всё понимаю…
- Не совсем всё, думаю, - Джон усмехнулся.
Майкрофт встал, как умел вставать только он, как приходит в движение лезвие гильотины, тяжело и в то же время грациозно. Встал с кресла, одним движением возвысившись над бренным миром.
- Нет, понимаю, Джон. Именно поэтому прошу, вернитесь. Вы должны. Он идёт по кругу, но этот круг - сужающаяся спираль.
- Я в курсе, что вами движет, и на вашем месте поступил бы точно так же, уверен. Но я не на вашем месте, а вы не на моём.
- Тогда поставьте себя на место Шерлока. Вы оставили его в самый неподходящий для этого момент. Я не могу судить вас, и навязывать что-либо, но честно признаюсь, готов убить.
- Думаю, это естественное желание, - у него получилось улыбнуться.
- Он любит, Джон, - даже такие слова из уст Майкрофта звучали, как заученный доклад на заседании в Парламенте, - Думаю, в первый раз он любит… так.