Дождь скоро кончился, и я отправился в лес за сучьями.
Вернувшись, застал Милену стоящей на корточках перед дымящейся горкой щепочек.
– Не желает разгораться, – пожаловалась она, размазывая по щеке сажу.
Пока я разжигал костер, она умылась. Рассказал ей о мужчине, похожем на покойника, которого наблюдал во дворе дома лесника.
– На покойника похож? – Она передернула плечами: – Бр-р-р.
И стала рассуждать. С суеверной направленностью, причем совершенно серьезно, предполагала, что пациент старухи и есть тот самый покойник, которого откопал Дятел, – она была уже немного в курсе моих проблем и дела, которое мне предстояло решить. А я? Что сам я думал?.. Сидит в моем мозгу эдакий хозяйчик и менторским тоном вещает, что в наш век, когда за безбожие не преследуют, в головах многих атеистов, в общем-то никогда серьезно не думавших о существовании Бога, есть участок, заставляющий верить в талисманы, сглаз, приметы. А не проще ли в таком случае верить в Творца? Ведь суеверие – это и есть вера в сверхъестественное.
Милка протянула мне ветку орешника, чтоб отмахиваться от активизировавшихся насекомых. И чего они, комары, такие злые!
– А давай-ка мы поживем здесь подольше. – Милка глянула на меня ласково. – Знаешь, всю жизнь мечтала попасть на необитаемый остров… И чтоб мужчина со мной, на тебя похожий. Терпеть не могу, когда кто-то заставляет меня жить так, как ему хочется… Отец всегда считал меня идиоткой, которая, если бы не он, давно в подоле принесла. Чушь какая-то! Что я – без мозгов?
– Если все удачно получится, махнем с тобой в тайгу.
– Тайга – это хорошо. Грибы, ягоды, медведи. И я почему-то верю тебе… Сижу и думаю: прямо судьба – ни сном ни духом, а здесь с тобой оказалась. Скажи мне кто неделю назад, что такое случится, рассмеялась бы. Вообще говоря, я строгая дама. На пушечный выстрел не подпускаю к себе легкомысленных мужиков.
«Молодец», – подумал я, вспомнив, как «строгая» дама плескалась в воде нагишом. И все же теплота и доверчивость звучали в немудреных словах девушки. Я вспомнил о фотографиях, привезенных Василием, которые так и не посмотрел.
Милка сползала в палатку и вернулась с половинкой подмокшего батона и конвертом. Подкинули в костер сучьев и стали разглядывать снимки. Их было около десятка. На первом – грязная угловатая девчушка стояла на коленях и вместе с дворовым псом хлебала из его тарелки. Лица видно не было, но бросались в глаза босые и огромные, не соответствующие телу ступни. На втором снимке убогая была запечатлена во весь рост – на голове колтун, повязанный темной лентой, лицо обезображено гримасой боли, ибо чья-то злая рука выкручивала ухо страдалице… Затем мы увидели Валентину в позе, о которой рассказывал нам Василий, – голый зад, обращенный в сторону скалящего зубы парня в ватнике; Валентина, поддерживая поднятое к груди платке, повернута лицом к крыльцу, на котором стоял дед в картузе и с цигаркой во рту. Потом мы долго разглядывали Валентину, снятую во время еды, – она сидела за столом, уставившись в объектив пустыми глазами, ни единой мысли не читалось в ее глазах.
– На ночь только смотреть. – Милка зябко поежилась, придвинулась ко мне ближе. – Ну и харя!
Я перелистнул стопку фотографий и наконец глянул на убогую, снятую после излечения.
Архелая-Анна не могла намеренно калечить Дятла. Может быть, произошло недоразумение… С другой стороны, если она экспериментирует, творя дьявольские микстуры, на ком проверяет?.. На себе?.. Собак у нее нет, разве что куры…
– Не такая она и красавица. – Милка протянула мне снимок девушки в подвенечном платье.
Конечно, эту Валентину ни в коей мере не сравнить с той, что показывала зад парню в ватнике, но и красавицей назвать нельзя. Однако и не дурнушка – макияж сделан опытным косметологом, выступающие ключицы хорошо сочетались с пышной грудью. Было в бывшей сумасшедшей что-то от кустодиевских Венер. Но… При внимательном рассмотрении можно было заметить следы перенесенной болезни: взгляд Валентины все еще хранил пустоту, в которой только-только зарождалась осмысленность, правда этот блик разума делал лицо девушки несколько загадочным и привлекательным, но и напряженным, словно она стеснялась объектива. Однако… Жила, жила в кромешной тьме и вдруг вышла на яркое солнце.
– Кстати, платье на ней импортное. Я видела такое на своей подруге… Жених-то ее – орел. Интересно, а знает он про демонстрацию голого зада и лакание из псовой тарелки?
– Страшно подумать, если узнает. Такие же фотографии мог заполучить и он.
«Чертовски сложная жизнь предстоит этой паре, – подумал я, проникаясь жалостью к людям в свадебных одеждах. – Старуха научилась пользоваться тем, чего не знает нынешняя наука. На ее участке растет сырье для мощнейших транквилизаторов. У нее нет лаборатории, приборов, но она творит свои микстуры. Добра ли ворожея? Или зла? Случай с Дятлом говорит – зла, с Валентиной – добра».
– Прежде чем есть и пить у старухи, осмотримся. Не будем уподобляться Дятлу, хватанувшему ее пойла… И придем к ней как муж и жена…
– Согласна делить с тобой постель по доброй воле и без обязательств, хотя… – Милка прикусила язык, посмотрела на меня дерзко, с вызовом.
– Если бы только знать, за что старуха наказала Дятла.
– Может быть, он выдумал все? Прикинулся чокнутым, чтоб «Посох» ему квартиру дал, пенсию? – предположила Милка.
– Очень и очень сомнительно. Он прекрасно знал! адрес стоит много больше квартиры и пенсии. У меня есть версия, но есть и риск… Вот если бы ты согласилась уехать домой…
– Хватит меня стращать, Поляков. К тому же у меня такое чувство, что кто-то подталкивает меня к тебе, единственному нужному мне мужчине. Клянусь, иногда перед сном я уговаривала все свои чувства, интуицию помочь мне не пройти мимо человека, которому я всю Себя, каждую клеточку…