– Кто ты? – Он резко остановился и глянул на меня. – Откуда пришел? Зачем?.. Мои люди следили за тобой и Пиру. Думаешь, подземные ходы не охраняются? Захотел – вошел ко мне, захотел – убежал. Если надумал отвечать, то не ври.
– Я пришел из-за Черты. Вы же не стали слушать меня в прошлый раз. Понимаете?.. Из-за Черты, а не через клетку, как все.
– Откуда я мог знать, что это может быть правдой? Но сейчас, когда у нас люди Фелициаты – мы изловили их там, где погиб Пиру, – можно верить. Нужно верить, – подчеркнул Хогерт, – потому что они не могут говорить все одинаково. Мы и к тайнику теперь знаем дорогу. Ты будешь писать записки от нашего имени. Правда, у нас больше фантазии, чем у бабы: нужны лекарства, книги, учебники. Но это потом, а сейчас ответь: как ты сюда попал? И почему на тебя не действует закон Черты?.. Да ты садись. – Хогерт услужливо пододвинул мне стул. – Рассказывай правду.
– Не могу сейчас. Поговорим позже, – сказал я твердо. – Мне надо побольше узнать обо всем, что здесь происходит.
– Тогда я прикажу разрезать тебя на куски, выжать из них кровь и отдать мерцам. Они дорого платят за кровь.
– А что они с ней делают? Зачем она им?
– Не знаю. – Хогерт сел за стол, придвинул к себе лист бумаги с неровными краями, взял карандаш. Что-то зачеркнул и поднял голову: – Экспериментируют, наверное. Не говорят. Они просто не умеют говорить, за исключением тех, кто обслуживает донорскую. Да и то – заученные фразы. – Хогерт смотрел на меня не мигая. – Вот список. – Он протянул мне лист бумаги и опять положил его перед собой. Постучал карандашом по столу. – Здесь фамилии тех, кто появился в городе за последнюю неделю. Есть среди них и твоя… Вернее, придуманная тобой фамилия.
– Так я и не скрывал, что пришел сюда не через клетку.
– Следовательно, – Хогерт сделал паузу, – ты не преступник. А это в корне меняет дело… Мне нужен помощник. Думаешь, зачем я вдруг хочу заполучить через твоих друзей из-за Черты книги и учебники?.. Кому они здесь нужны?
– Не хочу знать. Зачем мне? – Я не понимал, к чему клонит Хогерт.
– А затем, что жизнь идет, – сказал он. – Жизнь идет, – повторил он, глядя на стену за моей спиной. – Нам не переделать своего прошлого. Мы – здесь. Это факт. И никогда не вернемся к людям чистыми. Сидеть сложа руки? Ждать смерти?.. Мои люди контролируют большой кусок территории, на которой стоят важные объекты мерцев. И что?.. Мы так ничего и не знаем: кто эти мерцы, откуда они? Для какой цели ведутся эксперименты с человеческой кровью?.. А ведь есть еще никому не видимый Хозяин, боящийся металла. – Хогерт поднял глаза к потолку, потянулся. – Вспомни женщину… Ты сидел с ней в изоляторе. Она, наверное, показалась тебе сумасшедшей… Эта женщина может рожать! – Хогерт поднял вверх указательный палец. – Ро-жать!.. Тебе ни о чем не говорит слово «рожать»?
Мне был непонятен восторг Хогерта, но я молчал и слушал.
– Пошевели мозгами, Кузнец. Подумай, напряги извилины! – Он сорвался на крик. – Я всю жизнь среди подонков! Сволочи вокруг меня. И я – самая первая сволочь!.. Но ведь ты не такой… Я спинным мозгом чувствую мерзавцев. – Он выскочил из-за стола и начал бегать по комнате, выкрикивая проклятия в адрес ученых, выдумавших гнутое время… Однако быстро успокоился. Вновь уселся за стол и посмотрел на меня. – Не сердись. Нервы… Дело в ребенке, который может родиться здесь, в тюрьме. Ребенок не виноват перед людьми, определившими нас сюда. Кто-то допустил ошибку в расчетах. Не виноват ребенок! Постигни это. Людские законы не могут допустить появление ребенка среди нас. Ну?.. Соображай, Кузнец.
Собственно говоря, мне ясно: город – порождение Черного. Но догадка Хогерта была потрясающей. По существу она, доказывала преступность замысла Черного. Можно предположить, что больницы, построенные в мире Якова, потенциальные тюрьмы для всех людей. Ведь если в тюрьме может появиться ребенок, то в ней может оказаться всякий.
– Мы просто обязаны устранить несправедливость. Пусть там, на воле, что-то не учли, когда изобретали тюрьму, но мы-то ведь понимаем. Значит, надо создать условия для нормальной жизни будущих ребятишек: подберем особый дом, отыщем воспитателей, учителей, обеспечим едой, охраной. Они не должны жить среди нас. Пусть это будет новый мир. А мы тем временем попытаемся разобраться в тайнах мерцев. Может, найдем способ, как переправить детей на волю.
– А если на воле предусмотрели… Выяснится, что попавшие сюда женщины не могут рожать.
– Могут… Я выкупил одну. Она беременна. Пришлось дорого заплатить. Но дело не в цене… Видишь, я откровенен с тобой. А ты? Кто ты? Кого представляешь?
«Ну что тебе сказать, – подумал я, – если и сам толком не знаю ничего?» Яков… По его воле я сижу сейчас здесь. Может, рассказать о том пути, который прошел, прежде чем попасть в город?
– Надо… чтоб ты все понял, – сказал я. – Трудно объяснить то, во что сам не веришь. Однако ребенок… Он не должен страдать – факт. Если, конечно, правда, что здесь может родиться ребенок.
– Она беременна. Не стал бы покупать ее, если бы не был уверен. В городе есть гинеколог. Да она и сама не скрывает.
– Отпусти меня к друзьям, за Черту… Я не убегу. Ребенок – это серьезно. Хочу посоветоваться.
Хогерт несколько минут молчал, стуча костяшками пальцев по крышке стола. У него, как я заметил, была странная привычка – смотреть сквозь собеседника; в этот момент в его взгляде чудилась потусторонность. Казалось, перед тобой лицо мертвого человека – бескровное, холодное. Правда, сейчас мышца дергала веко его правого глаза, но потусторонность все же оставалась и действовала гипнотически.
– Ники! – позвал Хогерт, продолжая барабанить пальцами по столу.
В комнату влетел карлик, тот самый, что подходил к нам с Вротехом, – головка маленькая, плешивая, худой и длиннорукий. Лицо замазано чем-то белым. Руки… как у рослого человека.