Карлик подошел ко мне – пахнуло известью. Она лежала на его лице. Комки ее застыли в уголках глаз, в морщинках на лбу, щеках.
– Пусть Кузнец немного отдохнет – и в добрый путь, – сказал Хогерт карлику.
– Я знаю дорогу к Черте, – сказал я, разглядывая Ники. – Нужен ли мне лишний свидетель, когда буду говорить с друзьями о проблемах, связанных с возможным появлением ребенка в городе?
– Все верно, только Ники – исключение. Потому он и здесь. Он – особый мерц. Но ты не обращай на него внимания, словно и нет рядом этого урода. Он будет охранять тебя.
Комната, в которую привел меня карлик, была похожа на купе мягкого вагона. Столик у забитого фанерой окна… Собственно, это и было купе, только с полок содран дерматин. Ники запрыгнул на стол и зажег фонарь над окном – железнодорожный, я видел такие на последних вагонах составов, следующих ночью, – отрегулировал свет, вышел, прикрыв за собой дверь, и я услышал звук ригеля – меня заперли. Нижние полки были испещрены надписями, накорябанными чем-то острым: «Хогерт – сука», «Здесь был Сипень» – и много других, на разных языках.
Я прилег на нижнюю и прикрыл глаза. Минуты не прошло, как за дверью послышалась возня – кто-то пытался отодвинуть засов.
– Поляков, вротех, – прошептал знакомый голос. – Кузнец, откликнись. Слышь?.. Упрись в дверь… Дави на меня. Ну?..
Я скакнул к двери, прижался плечом. Вротех отодвинул засов. Впихнул человека, замотанного с ног до головы в черную ткань.
– Хогерт благодаря тебе расщедрился. – Вротех кивнул на забившуюся в угол у окна черную фигуру. – Жрать хочешь?
Он вытащил из-за пазухи тряпицу, развернул ее, положил на стол две вареные картофелины и кусок хлеба.
– Соли, правда, нет… А карлика я отключил. Дал ему между глаз вот этой штукой. – Вротех достал из-за голенища стоптанного сапога металлический прут, махнул им перед моим носом. – Нравишься ты мне, вротех! Молодец, говорю.
Я съел картофель и хлеб в считанные минуты. Поблагодарил Вротеха и, кивнув на черный ком в углу, спросил:
– Кто там?
– Мерчанка! Дикая. Хогерт мне послал за верную службу. Ты мечтал посмотреть. Можешь отпечатать. – Вротех кинул металлический прут на полку. – Как другу тебе. Потом я. И пустим по рукам.
– Прямо сейчас? – тянул я время, соображая, как поступить, чтоб не обидеть Вротеха.
– А чего ждать? Пока Ники очухается и побежит закладывать пас Хогерту?
Вротех шагнул к мерчанке. Поставил ее посреди купе. Ловко размотал материю…
Даже не знаю, как назвать это существо: скелет, одетый в прозрачное человечье тело. В свете фонаря поблескивали выпуклые части. Грудь вздымалась, как при обычном дыхании. Глаза отливали красным, а лицо… Ледяные звездочки света то загорались, то гасли в прозрачной массе.
– Никогда бы не поверил, что однажды придется увидеть подобное. И ты хочешь, чтоб я…
– Глаза закрой, – усмехнулся Вротех. – И рукой потрогай. Да не дрожи ты, трогай, рука не отвалится.
Я закрыл глаза и осторожно положил руку на плечо мерчанки – теплое, по-женски округлое. Скользнул к груди, коснулся соска и открыл глаза…
– Чего дернулся-то? – Вротех захохотал. – Ведь живая, когда с закрытыми! А на кости смотреть не обязательно… Я, когда сюда прибыл… Приятель мне:
«Хошь, – говорит, – бабенку?» – «А почему бы и нет?» А сам думаю, откуда тут бабы? «Пошли, – он мне, – устрою… Но отдашь свою куртку». А я с воли в хорошей пришел. Кожаная, на меху… Черт с ней, с курткой, думаю, все равно отнимут. Перед тем получил уже по башке из-за этой куртки. Хорошо, у меня котелок крепкий, не вырубился от удара. Да и один всего на меня кинулся. А если, думаю, несколько человек навалятся?.. В общем, согласился отдать куртку за бабу. Привел он меня в какую-то вонючую берлогу и велел ждать… Часа через полтора слышу шаги. А темень, хоть шнифты коли. «Тут», – говорю, а сам думаю: «Отоварят сейчас и разденут догола». Он мне: «Куртку снимай и давай сюда… И забирай бабу». Точно, ощупал рукой – баба… Тут во мне все запузырилось. Волоку ее, а она хоть бы пикнула. Сама разделась… Только я в азарт вошел, не вижу и не думаю ни о чем. Меня по заднице доской и… несколько свечей одновременно зажглись. Гогот жеребячий. «Ты на свою бабу глянь!» – заорал кто-то, и опять меня доской… Поверишь, будто мне в глотку чистого спирту влили – ни вздохнуть, ни выдохнуть. Скелет подо мною… А еще был случай – паскудная тварь устроила мне за кусок хлеба…
– Понятное дело, – перебил я, разглядывая стоящую неподвижно мерчанку. Даже ресницы были у нее прозрачные.
– Вот и я говорю, что впервые страшно. А потом привыкнешь, за счастье будешь считать.
– Слушай, бери ее себе, – предложил я. – Может, назад свою куртку выменяешь. Мне что-то нездоровится сегодня.
– Нездоровится, – сказал Вротех, хитро улыбаясь. – Сейчас поправлю здоровье. А то я не понимаю! Фокус тебе покажу.
Он достал из кармана бумажку, развернул ее и показал мне прозрачный красный прямоугольник – стеклышко. Забрался на стол и прикрепил стеклышко проволочкой к фонарю. Я глянул на мерчанку и вздрогнул. Нет, не от неожиданности, как раньше… Теперь передо мной стояла женщина. Нормальная женщина. Но она была похожа на Милку. Правда, выражение глаз отрешенное, да еще и краснота. Если бы не она, можно было бы сказать, передо мной слепок с Милкиного тела.
– Чего замолк-то? А?.. Ведь живая баба! Как настоящая. Вали на лавку и разгружайся. Что хошь с ней делай, только не убивай.
– Не могу, – прошептал я. – Противно. И знаешь, она очень похожа на одну мою знакомую…
– Дурак ты, – проворчал Вротех и поднял с пола полосу материи. Обмотал ею мерчанку и повернулся ко мне: – Забудь про волю. Такую красотулю тебе привел, а ты нос воротишь.