Взволнованная Женя открыла рот, чтобы ответить – беседа приняла неожиданный оборот. Но тут им помешали. К ней приблизилась графиня Шувалова; собеседники тотчас же отвернулись друг от друга, точно виноватые.
- Eugenie, ну что же вы! – воскликнула Анна Николаевна. – Идемте, пора!
- Куда? – спросила бедная Женя.
- Вы же обещали мне речь, - сказала графиня. – Помните? Ведь вы ее, конечно, подготовили?
- Нет, - сказала Женя. Присутствие князя вдруг придало ей храбрости. – Я ничего не обещала, Анна Николаевна, и я не готова к такому выступлению. Это должна быть речь века, - проговорила она, глядя в сначала растерянные, а потом загоревшиеся гневом синие глаза графини.
- Ну погодите, я вам это припомню, - прошипела Анна Николаевна и быстро скрылась в толпе гостей, словно князя тут и не было.
Женя воззрилась на князя, безмолвно спрашивая совета и моля о поддержке. Он коснулся ее локтя.
- Не беспокойтесь, Евгения Романовна, это… обычное дело, - морщась, сказал князь, теперь уже, несомненно, подразумевая графиню Шувалову. – Попасть в фавориты к Анне Николаевне, а потом оказаться в немилости за какой-то пустяк. Но Анна Николаевна отходчива…
В черных глазах его, однако, была тревога, не соответствующая его словам.
“Анна Николаевна обещала мне издать мой роман, обещала мне Букина – а теперь ничего этого уже не будет”, - подумала Женя.
- Князь, а как ваше имя? – спросила она, только чтобы получше опереться на своего единственного знакомого здесь.
- Виссарион Борисович, - ответил тот.
Князь пожал ей руку, чувствуя ее состояние.
- Хотите, я принесу вам шампанского?
“Нет, не бросайте меня!” - чуть не крикнула Женя. Но сумела улыбнуться и кивнуть.
Князь встал, поклонился и отошел.
Женя осталась сидеть, так и не смея подняться со стула, чтобы сделать тут какие-нибудь самостоятельные шаги; но Виссарион Борисович вскоре вернулся. Он подал Жене бокал шампанского.
- Прошу вас.
- Благодарю, - ответила Женя, не зная, как увильнуть от питья, чтобы не обидеть его. Но князь снова ее выручил.
- Евгения Романовна, знаете ли вы, что здесь в зале есть люди, которые такого же мнения о вас, что и я? – с улыбкой спросил он. – Хотите, я сам представлю вам их?
Женя с радостью поднялась.
- Я буду счастлива!
Князь повел ее по залу, держа под руку. Он начал вводить ее в общество намного тактичнее, чем это делала хозяйка, и Женя вскоре обнаружила, что здесь действительно немало людей, разделяющих ее взгляды и Виссариона Борисовича. Это были все такие люди, что у нее голова закружилась без всякого вина.
Женя поставила свой бокал на столик, видя, что какая-то очень почтенная дама лет шестидесяти протягивает ей руку.
- Княгиня Батурина, Мария Федоровна, - вполголоса проговорил над ее ухом князь Завадский.
- Позвольте пожать вашу руку, госпожа Морозова. Я надеюсь, что вы не растаете, как фантом вашего вдохновителя, - с улыбкой проговорила пожилая княгиня; седые букли, лежавшие на открытой морщинистой шее, придавали ей сходство с портретами Екатерины Второй. До этого княгиня Батурина лорнировала Женю, но сейчас смотрела на нее серьезно и уважительно, несмотря на шутливый тон.
Женя, ощутив себя польщенной, ответила на рукопожатие; княгиня пожала ей руку коротко и твердо, как мужчина. Эта дама с екатерининской осанкой слегка склонила перед Женей голову.
Женя ощутила прилив восторга. Она забыла о том, что не пьет, и опять схватила со столика свой бокал с шампанским, которое едва пригубила.
И прежде, чем она успела поднести бокал ко рту, Виссарион Борисович схватил Женю за руку с криком:
- Не пейте!
Тут же с другой стороны раздался чей-то крик:
- Господа, ее сиятельству плохо!
- Она подсыпала вам что-то, - прошептал князь Завадский Жене, которая сама чуть не лишилась чувств. – Безумная! Как бы не мышьяк!
Женя чуть не вскрикнула – как можно говорить такие слова! Но на них с князем уже никто не обращал внимания. Все суетились вокруг Анны Николаевны.
========== Глава 36 ==========
Графини Жене отсюда не было видно – и она не знала, как быть: то ли стоять и держать бокал с отравленным вином, уликой против Анны Николаевны, то ли бежать к ней на помощь. А вдруг графиня притворяется?
Но откуда-то Женя знала: нет, не притворяется.
- Подождите, я… сейчас.
Князь быстро, виновато-растерянно улыбнулся Жене и тоже бросился к ее сиятельству. Оставшаяся совершенно одна, Женя вспотевшей рукой перехватила бокал с ядом и двинулась к графине последней – медленно, боязливо дыша. Сделав всего пару шагов, она замерла. Из гущи фраков и кружев раздался стон – такой мучительный, точно там лежала не обморочная, а роженица: испуганные аристократы отшатнулись, пронзительно вскрикнула какая-то женщина. Что-то розовое всплеснулось между черных фрачных плеч: рука графини в вышитом шелковом рукаве. Потом раздался еще один стон. Там, где предположительно лежала графиня, произошло какое-то судорожное движение: как будто ее удерживали силой.
“У нее что, корчи?” - с ужасом подумала Женя.
- Господа, да что вы стоите, вызовите же карету скорой помощи*! – крикнул тот же голос, что привлек общее внимание к припадку Анны Николаевны. – Быстрее, быстрее!
- Здесь есть телефонный аппарат? – крикнула Женя. На нее обернулись сразу несколько перепуганных лиц.
- Да, нужно срочно вызвать по телефону карету! – крикнул князь Завадский. И тут из толпы вырвался какой-то одинокий фрак и вихрем вылетел из зала. “Да это же сам граф!” - сообразила Женя. Как она не видела его до сих пор? Должно быть, надменный граф Шувалов сделался незаметным на время бала, чтобы не мешать своей “Аннушке” забавляться…
Теперь толпа, окружившая Анну Николаевну, поредела – испугались по-настоящему. Женя увидела, что графиня, с разбившимися белокурыми волосами, с заголившимися белыми плечами полусидит-полулежит на руках двоих мужчин, в генеральском мундире и во фраке. Вернее, не сидит, а бьется в судорогах. Анна Николаевна выгибалась, голова ее склонялась то к одному плечу, то к другому, лицо было искажено; графиня то всхлипывала, то застанывала, так ужасно, точно ее кто-то мучил изнутри.
“О господи!” - подумала Женя и быстро перекрестилась несколько раз. Ей разом вспомнились все рассказы о юродивых, слышанные ею в жизни и донесенные до нынешних дней преданиями.
- Связать! – выкрикнула Женя; она утерла локтем лоб, покрывшийся холодным потом. – Господа, свяжите ее полотенцами, вы же ей своими ручищами синяков наставите!
Кажется, она в этой ситуации соображала лучше всех.
Князь Завадский и еще несколько мужчин бросились выполнять Женино распоряжение. Аристократам едва ли не силой пришлось заставить двигаться слуг, на которых точно напал столбняк – кто-то просто стоял и трясся, побелев, при виде буйного помешательства своей госпожи, а кто-то бормотал молитвы и мелко крестил лоб.
- Ненавистное племя, семя дьявола-а!.. Изведу вас под корень!.. – вдруг страшно закричала Анна Николаевна, выгибаясь дугой.
“Да она же одержима! - подумала Женя. – Один бог знает, кто в ней сидит!..”
Примчались князь и его помощники с длинными белыми полотенцами и скатертями. Графиню, все еще корчившуюся в руках, державших ее, с невероятной для женщины силой, закатали в длинную скатерть, как в смирительную рубашку. Поверх еще перехватили сложенным полотенцем.
- В постель, в постель отнесите! – понизив голос, командовала Женя. – Пока карета не приехала!
Державшие графиню генерал и его помощник, почти обессилевшие, с трудом подняли Анну Николаевну. Голова ее моталась, она не то хохотала, не то рыдала. Потом вдруг графиня лягнула генерала в грудь так, что он с криком боли чуть не выпустил ее, и, будто обильную рвоту, исторгла длинное ругательство – теперь на каком-то иностранном языке. Женя опять расслышала имя сатаны.